стороне? Тогда перестаньте ставить мне палки в колеса! Последнее время вас с Марконе водой не разольешь. Я вас обоих знаю как облупленных. Где-то здесь есть оружие, и нам без него не обойтись.

Медленно-медленно единорог стал замечать мое существование. Его голова повернулась плавно, как орудийная башня, третий рог нацелился на меня, и от переизбытка энергии в воздухе сложилось ощущение, что все мои волосы встали дыбом. К зазубренному ятагану пристали кусочки костей, а от дыхания единорога разило тухлым мясом.

Моя мошонка сделала попытку отправиться в прошлое.

Мэб вдруг запрокинула голову, после чего издала… нет, не смешок. Представьте ведьмино хихиканье, идущее из самого нутра. А теперь представьте, что вышеозначенная ведьма, едва начав хихикать, туго перетянула себе горло заплесневелой косынкой. Наконец, представьте сдавленный выдох воздуха, оставшегося выше точки удушения.

Чем бы ни был этот звук, к смеху он не имел никакого отношения.

И даже треклятый единорог нервно переступил с ноги на ногу.

– Да. – Глаза Мэб окружило шальное свечение фэйри, а голова ее качнулась в такт с движением скакуна. – О да. Вам без него не обойтись, дитя. Напомни-ка, кому нынче выдают тысячелетние контракты?

– О господи. – Я посмотрел на нее. Затем на «Фасолину». – Вы серьезно?

Ведь именно такой контракт заключил скульптор с городом Чикаго. Мол, эта конструкция простоит тысячу лет. А когда работа была закончена, скульптуру обшили полированной сталью и запечатали на веки вечные – ну, более или менее.

По сути, это капсула времени. На самом виду, перед носом у Бога и всех остальных.

Гордой поступью я подошел к «Облачным вратам» и потыкал в полированные стальные панели кончиком посоха. Одна звякнула чуть более гулко, чем другие. Я наградил ее парой-другой полновесных ударов, и панель звонко упала на бетон. Разглядеть хоть что-то в тусклом красноватом свете той ночи было невозможно, поэтому я достал материнский пентакль, напитал его каплей своей воли, и амулет вспыхнул лазурным чародейским огнем.

Каркас «Фасолины» сделан не из металла. Там сплошь дерево, наводящее на мысли о трюме древнего пиратского корабля. Внутри скульптуры на крепких балках громоздились кейсы с военным оружием и множество ящиков с боеприпасами. Прямо посреди Миллениум-парка.

– Черт возьми, Мэб, это же откровенная наглость! – пробурчал я.

И ее голос шепнул мне в ухо, будто мы стояли вплотную друг к другу:

– Благодарю за тонкий комплимент, мой Рыцарь.

От неожиданности я подскочил, стукнулся головой о ближайшую деревяшку и попятился в достаточной мере, чтобы бросить свирепый взгляд на Королеву Воздуха и Тьмы, а та сказала, глядя куда-то в сторону:

– Сражайся, как считаешь нужным, мой Рыцарь. Повелевай своими смертными и теми немногими слугами Зимы, что оказались поблизости и присоединились к нам. – Ее взгляд устремился на северо-восток, где снова забился красный пульс глаза Балора. – Пусть фоморы истекут кровью. Ты поймешь, когда настанет время прийти ко мне.

Другими словами, мне сказали «свободен», и по тону Мэб было ясно, что ей надоели мои эскапады.

Но я не из тех, от кого можно отмахнуться.

Даже Королеве Воздуха и Тьмы.

Я подошел к ней – вблизи оказалось, что даже копыта единорога выглядят как недобрые булавы с шипами, – и сказал:

– Этот… стяг.

– Немногим Рыцарям достало сил воздеть его.

– Вы никогда не рассказывали мне о нем.

– Неужто ты стал бы слушать?

«Ну ладно. Туше».

– Я их чувствую, – сказал я. – Тех, кто следует за мной.

– Да. – Мэб опустила веки. – Такова власть Зимы.

– А когда они будут умирать, это я тоже почувствую?

– Несомненно, – ответила Мэб голосом чуть громче шепота. – У всякой власти есть своя цена.

Меня передернуло. За последние несколько дней мне и так изрядно потрепали нервы. А теперь мне предстояло прочувствовать сотни смертей. Трудно сказать, каково будет внести эти переживания в список душевных ран.

Я стиснул зубы. Ничего. При необходимости справлюсь. А необходимость – вот она. Если не остановим врага прямо здесь, на этом месте, погибнет куда больше народу.

Я покосился на Мэб и нахмурил лоб.

Она тоже это чувствует? Связь со мной? Со всеми подданными?

Чувствует ли Мэб их смерть? Носит ли их боль, гнев, ужас в глубине своей души? Или что там у нее теперь вместо души? Может, вообще ничего?

«Когда-то я была смертной…»

Я все ждал того момента, когда Мэб введет меня в магическое искушение с его обольстительными атрибутами порочности и разврата. При каждой встрече я думал, что сейчас начнется учебный курс ситхов[28]. «Руководство Кургана[29] по разрешению конфликтов». Зло для «чайников».

И все это время я задавался вопросом: что будет, когда это произойдет?

Но был еще один, гораздо более неприятный вопрос, никогда не приходивший мне в голову: что будет, если этого не случится?

Может, трансформация в нечто жуткое не включает в себя введение в грех, запретные услады и утрату контроля над животными инстинктами?

Может, дело в том, что ты по собственной воле бросаешь душу в мясорубку, снова и снова, пока она не перестанет быть похожей на душу? Может, настоящих чудовищ – самых больших и страшных монстров – не создают, а выковывают молотом на наковальне, по удару зараз?

«Когда-то я была смертной…»

Наконец Мэб снова открыла глаза и взглянула на меня совсем по-человечески, как усталый, но полный решимости солдат смотрит на своего соратника. Для нее я с честью выдержал некое испытание. Прошел через какую-то церемонию, изменившую мой статус.

И это привело меня в ужас.

Истинная битва за свою душу не похожа на падение с громадной высоты. Ты сам принимаешь решение – упасть или не делать этого. И всякий раз выбор за тобой.

А иногда ты платишь цену, чтобы ее не пришлось платить кому-то другому. В прошлом я без раздумий закрывал собою тех, кто нуждался в защите.

Я оглянулся на город у нас за спиной.

«Если от меня потребуется нечто большее, так тому и быть».

Я протянул руку Королеве Воздуха и Тьмы. Как солдат солдату.

И Мэб ответила мне рукопожатием.

Глава 19

Я поручил Сане и Мёрфи раздать оружие добровольцам. Марконе спланировал свой арсенал так, будто намеревался вооружить целый квартал дилетантов штуковинами, способными причинить максимальный вред в неумелых руках. Дробовики. Адская прорва дробовиков. С учетом висевшей над городом дымки видимость все равно была ярдов тридцать, от силы сорок.

Дробовики брал не каждый. У многих имелось более серьезное оружие из персональных запасов. К тому времени, как мы закончили, у всех появилось что-нибудь огнестрельное и полные карманы патронов.

Я подозвал Тук-Тука и велел