проверял комнату. В последний раз он зашел один и застукал её за разглядыванием панорамы города:

— Думаете сбежать⁈

— Мы, кажется, уже разрешили этот вопрос.

Девушка удивилась разнице в языках — на амальском фраза прозвучала чуть ли не металлически, а на родном бы это была бы просто формула вежливости.

— Да, вы сильный характер.

Они, пристально вглядываясь друг в друга, выдерживали выжидательную паузу.

— Что вам надо от меня⁈ Обменять — нет, это не ваша главная цель, да уже и поздно, честно говоря. Тогда что⁈ Убить⁈ Унизить⁈ Переманить на свою сторону⁈ И вы думаете, вам это удастся⁈

— Почему вы решили, что ваш обмен нам будет бесполезен⁈

— Это имело бы смысл, захвати вы меня хоть на Диззамале, а ещё лучше — на Коците. Теперь это смысла не имеет — у Амаля базы в вашей системе. Да и возможности вашей обороны мне известны.

— И что?

— Даже сюрпризы, вроде секретной системы тоннелей дадут вам выигрыш максимум до года…

— Ка…- поперхнулся рыбочеловек, но сумел собраться: — А, понятно. Не надо было вам показывать Умкы. Я забываю, что вы гений.

— Я скажу вам больше — теперь вам нельзя меня отпускать. Вернувшись, я сразу атакую Юлкарский перешеек. Вы не сумеете его укрепить сейчас, из-за перемирия, и не успеете за любое разумное время. Сколько там «котлов» получится, если мы его займём? Вам одни беженцы заблокируют любую возможность выхода. А мы их жалеть не будем.

— А вы жестоки.

— Я полководец, — с вызовом констатировала принцесса.

— А вы подумайте вот о чем, — резко сказал Кахкхаса: — Станут ли вас выкупать⁈ Ведь для Амаля вы роли уже не играете. Подумайте. Ведь и я полководец. Любая задержка с вашей выдачей играет на руку Амалю и против вас — подтянув резервы, они не станут ни выкупать, ни освобождать вас. Они просто атакуют всеми силами, и ваша судьба решится случаем.

— Вы хотите переманить на свою сторону не только меня, но и мою армию⁈

— Для Светлейшего батши такая перспектива заманчива, но я смотрю на вещи более трезво. Гайцон уже хорошо научили восемьсот лет назад, чем чревато предательство Амаля. Очень хорошо научили, и, я думаю, бесполезно надеяться, что ваш отец решится даже ради любимой дочери рискнуть столь драгоценной независимостью… В его случае, могут провернуть и сценарий Крапивницы — слышали, была такая планета, откуда родом ваша подруга? Когда-то там по договору с призраками правили благородные магнаты с не последним голосом и в Сейме и Сенате одновременно, а потом восстали чернь и рабы — и теперь там нет ни шляхты, ни королей, а только Партия и Сенат. Все потому что они дважды предали Республику. Эту историю амальские послы цитируют как нравоучение, говоря со всеми вассалами. Даже фильм, говорят, про это сняли.

— Фильм? — спросила принцесса, не понимая, что к чему.

— Движущиеся картинки. Как в театре, видели? Ах да, вы же пользуетесь видеофонами, что я говорю…

— Я не понимаю, к чему чужая история в моём случае.

— В том, что эту историю уже напомнили вашему отцу. Вы невнимательны. И скорее всего он знает что ожидает в случае попытки решить вашу проблему своими силами… Хотя, род Явара уже не раз отличался непредсказуемостью, когда дело касалось их чувств. Это и питает самоубийственные надежды батши.

— А вами, значит, движет банальное стремление выжить?

— Это стремление вовсе не заслуживает того презрительного тона, который вы употребляете. Жизнь бывает очень полезной штукой, когда нечиста совесть.

— Пока другие умирают за вашу идею?

— «Умирать за идею» — глупость. Я сражаюсь, чтобы за идею пожить.

Метеа фыркнула:

— Чего вы хотите?

— Может быть, стать вашим другом.

— Это напрасные усилия, господин тюремщик. Для меня грань «друг-враг» очень четка, и почти непреодолима.

— Всё может быть, моя прекрасная врагиня. В конце концов, вы же приблизили к себе желавшего вам смерти Макото Мацукаву, госпожа ведьма.

Мацуко вздрогнула, и почувствовала слёзы в своих широко раскрывшихся глазах.

Да нет… Это ведь ещё и оскорбление…

…Драгонарий пятый час сидел в одиночестве. Сенат одобрил перемирие только как временную меру. Оккупационной администрации предписано подготовиться к приёму трехсотмиллионного пополнения — это десять тысяч пехотных легионов или пятьдесят — артиллерийских. Выкупать свою аюту ему запретили. Договор будет нарушен. Ослушник будет наказан. И ещё одно… То, что заставляло его избегать даже общества Златы и своего ученика, которому ЭТО он точно должен был показать… Драгонарий поднял листок гербовой бумаги — бумага лучшего сорта, какой только возможен на Амале. «Премиция Террабилеш». Разрешение на акцию устрашения. Имея такую бумажку, легат может отдать приказ вырезать начисто целый город. Вернее не «может», а «должен». Для него же, командира флота, это означало прямой приказ — уничтожить планету Шульген. Уничтожить полностью — вместе с городами, мирными жителями, находящимися там войсками бунтовщиков и сероглазой принцессой… Чтобы было неповадно больше никому даже думать, что можно шантажировать Республику. К концу месяца закончатся переговоры с Индрой, вернее, с апсарами, представляющими всех «владык», и разрешение примет форму приказа…

Поэтому все гайцонские войска и были спущены на поверхность — Томинара наивен, предполагая, что их направляют на помощь принцессе. Нет. Только для того, чтобы они не восстали, узнав о её гибели. На Шульгене сейчас только армия принцессы и штрафные легионы. То, чего не жалко на заклание. Правда, Мацукава, кажется, о чём-то догадывается.

Драгонарий обхватил руками голову и с силой зажмурил глаза. Вот, сейчас самое время помолиться — типа: «Боже, если ты есть, не дай этому случиться!»… Смешно. Если бы был настоящий Бог, а не эти божки из Армавати, таких бы бумажек вообще не существовало…

…Он посоветуется со Златой, как можно ускорить подход подкреплений. Если здесь будут десять тысяч легионов, Сенат будет поставлен перед фактом, что уничтожать Шульген невыгодно. Не идти же войной на Вельзевула⁈ Нет… Пока он жив, и командир, он сделает всё, чтобы вопрос был решен в пользу штурма…

…У него уже есть один шрам на руке, не хватало ещё шрама на совести. Нет. Он выберется…

…Кадомацу, конечно, не поверила словам Кахкхасы.

Нет, как полезную информацию она восприняла всё, что он сообщил — но только как информацию. Этого хватило, чтобы дать пищу её мозгам, но оно не затронуло её сердца. Она слишком доверяла Тардешу, чтобы верить подобной ерунде. Нет,