принцесса не хотела доставлять им такого удовольствия.

Она сидела, обхватив колени руками и крыльями и нервно играя когтями на коленках. Кстати — затупились когти. Подточить бы их обо что-нибудь…

Поезд набирал ход, не спеша, постукивая на стыках, а Мацуко возвращалась к мыслям о ночной гостье. Гадай, гадай, теперь, что это — ещё одна пытка от её врагов, или, действительно искренняя попытка сотрудничества⁈

Факт остаётся фактом — её пленители действительно хитры и коварны. И другой факт — впервые кто-то сам пошел на контакт с нею… Нет, не впервые — до этого был голос в голове. Кто знает, может Мэй — орудие того же порядка⁈ Так что она правильно сделала.

И — это всё выглядело так же отвратительно, как попытки голоса в голове.

Кахкхаса

…Дворец нисколько не отличался от заученных ею чертежей. Даже забавно было вспоминать — вот здесь она планировала размещать триариев с пулемётами, здесь — тяжелобронированных лучников, а тот перекрёсток должны были проходить невидимые янычары. Кстати, а эту дверь без инженера или светомёта не вскрыть — всё-таки что-то она упустила.

Коридоры казались прозрачными оттого, что на стенах постоянно показывали панораму города. Её кругами поводили по ним, потом бросили в отдельную комнату, в точности похожую на комнату в убежище, где она проснулась в первый раз. Запутать её решили, да? Как наивно.

Правда, в отличие от того, первого раза, было зеркало в комнате, и столик с туалетными принадлежностями. Девушка усмехнулась — набор составлялся явно не женщиной. Она переоделась, вымывшись мокрой губкой, (о бане, конечно, она могла только мечтать); и оглядела себя в зеркало. Сколько же она уже здесь? День у Шульгена, день на карачках, три дня в тюрьме или четыре? — и сегодня… вроде неделя. Хотя, неизвестно, сколько она проспала.

Девушка села перед столиком, и взяла расчёску. Пудру, которая была ей незнакома, она не стала открывать — как и тушь с помадой. Кто-то был здесь таким наивным… Жаль, что нельзя было взять пару бутыльков с собой в тюрьму — охранники в основном люди или ракшасы, а их кожа режется даже простым стеклом, не говоря о призраках.

Нет, кажется, она похудела. Или только кажется? Она прибрала отросшие лохмы за уши — собрать в хвост длина не позволяла, почикала лишек отросшие когти кусачками, и только взялась за напильник — как вошел Кахкхаса.

— Здравствуйте, доброе утро. Вы готовы⁈ — с не шедшей к его рыбьей роже вежливостью осведомился он.

— Что у нас сегодня? — холодно спросила принцесса.

— Сеанс связи. Драгонарий требует, чтобы вы присутствовали на каждом.

— Я готова.

Мятежник с насмешкой посмотрел на напильник в её руках:

— Пожалуй, только в Аду можно застать девушку за утренним туалетом с кусачками и напильником в руках.

— Обычно меня по утрам можно застать с мечом и боевым молотом. Это — она показала на женские сокровища у зеркала: — Издержки плена.

— Надеюсь, не попасться к вам на дороге когда вы будете проводить свой утренний туалет с такими инструментами.

— Да, — она показала на разложенную ей по сортам косметику: — Я отложила в ту кучку вещи, которыми никогда не пользуюсь. Так что проследите, чтобы в следующий раз они не появлялись.

Кахкхаса взглянул на туалетный столик, потом ответил с некоторым раздражением:

— Послушайте, я здесь не ваша нянька, и не обязан выполнять капризы заносчивых принцесс, которые при первом удобном случае бьют в спину!

— Идёт война. Я — в плену. Неужели глава секретной службы не понимает, что пленник должен бежать при любом удобном случае⁈ Если для этого нужно ударить в спину — я ударю. И мы с вами — не друзья, чтобы вы имели право на меня обижаться.

— Выходите! — резко приказал Кахкхаса, и уже в коридоре: — К стене! Обыщите её! Там были пилки для ногтей и ножницы, да и флакон в её руках — тоже оружие!

Неизвестно, как насчёт обыска, но подол ей задрали раз пять — хорошо, что её кожа оказалась слишком горячей для нахальных лапок. Потом и сам Кахкхаса в грубой форме приказал прекратить — даже её врагу это показалось чересчур.

Принцесса выпрямилась, оправилась, и вопросительно посмотрела на повстанца — тот приказал двигаться.

— Я удивляюсь — сказал вдруг дочь императора: — Как же низко вы пали, что позволяете себе издеваться над пленниками.

— Идёт война. Вы — в плену. И если мне надо предотвратить ваш побег, я проверю любую вашу дыру, даже ту, которой вы больше всего дорожите. У демонов же нет девственности?

— Э… да, я слышала, что женщинам людей в первую брачную ночь надо пользоваться ножом, чтобы доставить удовольствие мужу.

— Нет, у нас для этого природные инструменты.

Девушка забавно измерила его фигуру взглядом. Рыбочеловек, по слухам сам изменивший себя магией, чтобы служить хозяину-нагу, был ростом выше неё — гигантский рост для человека. Пожилой, но сильный и широкоплечий — старость его не брала, и, наверное, долго не сломит. Спина горбится, но впечатления горбуна он не создает. Самое жуткое отличие от обычных людей — голова. Покрытая роговым панцирем, переходящим в мелкую чешую, она торчала из плеч без посредства шеи, и при первом взгляде виднелось не лицо, а огромная пасть, которую Кахкхаса поминутно открывал, чтобы прокашляться. Когда пасть закрывалась, пятнистые и морщинистые щеки свисали брылями до груди. Где-то у него ещё жабры быть должны, — об этом она слышала. Какие-то следы лица, в виде выпуклостей, напоминавших брови, нос и скулы, виднелись намного выше — там, где у большинства рас лоб. А глаза у него были вполне человеческие, хоть и больше по размеру и сильно выпученные, правда, расставленные слишком широко — так, чтобы он мог видеть перед собой, даже когда раскрывает пасть.

Принцессу передернуло от омерзения, представив, что именно он имел в виду, но справилась с собою, и перевела тему:

— Но я вообще-то не о сегодняшнем. Я абсолютно уверена, что вы знаете о том, что со мной творят в тюрьме.

Кахкхаса скосил на неё один из своих выпученных глаз, и всё-таки ответил:

— Тот же аргумент — война. Пытаться противостоять Амалю при нашем теперешнем положении — безумие. Нам теперь просто нельзя стесняться при выборе средств. И, если мне, ради нашей победы, надо замучить красивую девушку — будьте уверены, я её замучаю…