Шрифт:
Закладка:
Четвертого мая 1799 года был введен в действие единый Уголовный кодекс Гельветической республики (по французскому образцу 1791 года), который выстроил градацию преступлений, ограничил произвол судей и смягчил наказания (причем пытки отменили еще 12 мая 1798 года).
Но особенно близко к сердцу Лагарп принимал реформу образования, полностью разделяя воззрения ответственного за эту область министра Филиппа Альберта Штапфера[250]. Согласно декрету от 24 июля 1798 года народное просвещение объявлялось исключительной прерогативой государства, а надзор за ним в каждом кантоне осуществлял специальный образовательный совет из восьми членов. Основной проект Штапфера о создании единой и обязательной для всех учащихся школьной программы с широким кругом предметов не встретил восторга среди депутатов, однако правительство успело развернуть создание начальных школ в общинах, где их еще не было, и обязало всех детей посещать их в течение зимних месяцев[251].
В написанной по этому поводу от имени гельветической Директории записке от 4 октября 1798 года Лагарп восклицал: «Свобода не может соединяться ни с невежеством, ни с фанатизмом: только просвещение способно ее защищать, только оно приводит к революциям и утверждает их результаты, и Гельветическая республика в особенности должна желать, чтобы просвещение достигло бы самых отдаленных долин». Как и Штапфер, Лагарп видел в революции культурный процесс: введение равенства и свобод должно сопровождаться повышением уровня народного образования, а именно отсюда рождается политическая нация. В мемуарах он подчеркивал, что гордится своей деятельностью: «Мы хотели со всей искренностью сделать большую массу людей более просвещенными, чтобы доставить им лучшую и более достойную жизнь, лишив гордецов права их презирать и порабощать»[252].
Увы, но размеренная реформаторская деятельность Лагарпа очень скоро была прервана. «Вместо того, чтобы заниматься устройством жизни мирной, пришлось прибегать к чрезвычайным мерам, к каким вынуждали присутствие на нашей земле большой французской армии, набор собственных наших рекрутов и приготовления к обороне ввиду приближения противника»[253]. Весной 1799 года начался «ужасный год» (Annus Horribilis) в истории Швейцарии – страна стала полем битвы между Францией и Второй коалицией. Этого ли хотели благодушные просветители для своей родины, начиная революцию?
Предвестником новой войны явились события в Граубюндене, за которыми стоял все тот же определяющий для истории Швейцарии вопрос – контроль за перевалами. Граубюнден в 1798 году оставался зоной австрийского влияния и контрреволюционной агитации, но Лагарп не раз указывал, что рассчитывал там на помощь со стороны местных «патриотов». Однако, восприняв эту угрозу всерьез, местное правительство согласилось на ввод австрийских войск, последовавший 18–19 октября, причем главной задачей, которую австрийцы перед собой ставили, занимая долину альпийского Рейна, было овладение перевалами, соединяющимися с Северной Италией, откуда могли вторгнуться французы. Напротив австрийской армии, на территории Гельветической республики южнее Боденского озера, расположилась французская армия дивизионного генерала Андре Массены (который сменил Шауэнбурга на посту командующего войсками в Швейцарии).
Именно Массена и открыл боевые действия между Францией и Австрией в марте 1799 года ударом по Граубюндену. Его части дошли на юге вплоть до Кура, что позволило собрать там временное правительство «патриотов» и 21 апреля провозгласить присоединение Граубюндена к Гельветической республике. Но быстро оказалось, что это был лишь временный успех. В том же апреле австрийцы успешно провели наступление к северу от Боденского озера, после чего перешли границу Гельветической республики (13 апреля взят Шаффхаузен). Это вызвало перегруппировку сил французов: Массена отвел части из Граубюндена, заняв позицию в районе Цюриха. 4–7 июня 1799 года там состоялось крупное сражение между французами и перешедшими через Рейн войсками эрцгерцога Карла, в которой знаменитый австрийский полководец одержал безоговорочную победу. После этого австрийцы оккупировали весь северо-восток Швейцарии. Несколькими неделями позже на смену армии эрцгерцога Карла (которой предстояло отправиться на Средний Рейн) из России пришла союзная армия генерал-лейтенанта Александра Михайловича Римского-Корсакова. Русские казаки вольготно чувствовали себя на улицах швейцарских городов – Шаффхаузена, Винтертура и Цюриха, вызывая неоднозначную реакцию местных жителей[254].
Уже октябрьские события 1798 года в Граубюндене привели к активизации военных приготовлений в Гельветической республике. С одной стороны, Франция требовала как можно скорее предоставить ей 18 тысяч рекрутов, с другой стороны, по инициативе Лагарпа 13 декабря того же года был принят закон о созыве гельветической армии (путем формирования местных ополчений). Эти меры породили новую волну протестов в стране: военнообязанные бежали за границу (а некоторые даже поступали под австрийские знамена), сжигали метрические книги, на основе которых велся набор, в некоторых селениях приезд рекрутской команды привел к серьезным беспорядкам. Тем не менее (и Лагарп этим гордился) к концу февраля 1799 года был образован Военный департамент правительства, в задачу которого входило направить 20 тысяч ополченцев на защиту границ республики. Более того, Лагарп от имени Директории дважды, в марте и апреле 1799 года, предлагал парламенту официально объявить войну Австрии, что, по его мнению, давало бы республике право самостоятельно вести боевые действия силами собственной армии, а также помогло бы объединению нации и ее обособлению от Франции. Однако законодатели отказались[255]. В результате недостаточно хорошо вооруженные и обученные швейцарские части были разгромлены в составе французской армии при Цюрихе, а их командир, генерал-лейтенант Иоганн Вебер погиб еще двумя неделями раньше, в сражении при Фрауэнфельде.
После того как Массена открыто заявил, что не может более обеспечивать безопасность правительства Гельветической республики в Люцерне, в июне 1799 года оно было эвакуировано в Берн – хотя «воинственный» Лагарп и протестовал, предлагая отправиться в горы и там обороняться. Переезд скорее напоминал поспешное бегство, и это утвердило в умах многих политиков простую мысль: Франция только и способна на то, чтобы изымать ресурсы и настраивать население против Гельветической республики, а в критический момент защитить ее не может.
Лагарп не только открыто выражал эту мысль, но и стремился к тому, чтобы в новых условиях отделить политику Гельветической республики от французской, то есть сделать ее подлинно национальной. В первую очередь ему потребовался «козел отпущения», и в этой роли выступил его недавний соратник по революции Петер Окс. Лагарп рассорился с ним еще в конце 1798 года по вопросу о наборе 18 тысяч рекрутов во вспомогательные части французской армии: Лагарп хотел обставить это рядом условий, которые бы позволили смягчить реакцию населения, а Окс обвинил его перед французами в несоблюдении договора. Главным обвинением Лагарпа против Окса служило то, что последний «хочет править исключительно за счет французского влияния». К лету 1799 года позиции Окса ослабли еще и потому, что его главный покровитель Рёбелль утратил членство во французской Директории, а вскоре политические противники обвинили бывшего директора и близких к нему персон в финансовых хищениях и даже в нарушении «права наций» (вводе войск в Швейцарию и Египет без объявления войны).
В такой ситуации Лагарп немедленно перехватил инициативу и 24 июня чрезвычайным голосованием был избиран председателем гельветической Директории (вместо Окса). На другой день Лагарп выступил на заседании с речью, где обвинил Окса в предательстве в пользу Франции (а точнее, ее «недостойных агентов»), причем утверждал: 1) что тот «из злости» за то, что его не выбрали в первый состав Директории, поощрял Рапина и Шауэнбурга третировать народ Швейцарии; 2) что именно Окс ответственен за включение в договор с Францией наступательного союза (жертвой чего сейчас стала Гельветическая республика); 3) что он доносил на товарищей как на врагов Франции за то, что те
