постоянно нуждалась в притоке финансовых средств, в том числе необходимых для осуществления масштабных военных операций. В этом смысле весьма привлекательными были легенды о «сокровищах Берна», хранящихся в его подвалах, и вообще, идея «вернуть себе» средства швейцарских городов, которые долгое время «наживались» на торговле с Францией.

Прологом к дальнейшим событиям стал проезд генерала Бонапарта, успешно завершившего переговоры с австрийцами, из Кампо-Формио в Раштатт, где открывался конгресс, который должен был воплотить в жизнь условия мирного договора. Маршрут Бонапарта с 13 по 24 ноября 1797 года проходил по Швейцарии: он через Симлонский перевал въехал в Вале, оттуда по долине Роны – в Во и от северного берега Женевского озера пересек Швейцарское плато вплоть до Базеля. Горячие приветствия, которыми его встречали некоторые жители, совсем не нравились местным властям, и Бонапарт оценил глубину существующих противоречий. Так, в Лозанне и Базеле либеральными партиями в его честь были устроены праздники – о первом Лагарп поспешил сообщить публике (не без указаний из Директории) в колонке парижской газеты Redacteur, в красках изобразив энтузиазм жителей Во, связанный с их надеждами на возрождение, и ненависть эмигрантов-роялистов и бернцев, готовых убить освободителя Италии[225]. Характерно, что к Цизальпинской республике Бонапарт присоединил небольшую италоязычную Вальтелину – подчиненную территорию Республики трех лиг – под лозунгом, что «один народ не может быть подданным другого народа», и эти слова, как и сам образ действий Бонапарта, получили широкий отклик по всей Швейцарии.

Но самое главное: Бонапарт смог воочию убедиться в стратегической важности коммуникаций между Женевой, долиной Роны и перевалами Сен-Бернар и Симплон как кратчайшего военного пути, который позволил бы сохранить только что завоеванные им достижения в Италии.

Вскоре после возвращения Бонапарта во французскую столицу, где он был триумфально встречен и Директорией, и ликующими парижанами, Лагарп лично навестил героя. Их встреча состоялась в скромной квартире, которую генерал снимал на улице Шантерен (позже переименованной по этому поводу в улицу Победы). Речь в их разговоре зашла, естественно, о швейцарских делах. Лагарп записал потом: «Он поразил меня точностью своих вопросов и ответов и талантом сводить предметы обсуждения к самым простым понятиям. Вследствие двухчасового разговора, бывшего весьма оживленным, я удалился убежденным, что этот человек призван к самому высокому предназначению и ему заранее следует извинить те амбиции, что пробивались в разговоре»[226].

Вопрос о вторжении в Швейцарию был окончательно решен 8 декабря: это произошло на обеде у члена Директории Рёбелля, где также присутствовали Бонапарт, Окс как политический лидер базельских либералов и несколько французских генералов. Военная операция должна была следовать обычной схеме «освободительной войны», которую уже применял Бонапарт: требовалась сначала манифестация местных «патриотов», которую потом должна была поддержать французская армия, воспользовавшись ею как поводом. На следующий день после совещания, 9 декабря, Лагарп и еще два десятка швейцарских беженцев в Париже (в основном из Фрибура) подписали петицию, где потребовали от французской Директории обеспечить соблюдение прав их соотечественников.

Это, по сути, был уже прямой призыв к интервенции, от которого друзья Лагарпа на его родине пришли в ужас: Моно не раз и до того в своих письмах пытался удержать Лагарпа от подобных шагов. Даже в январе 1798 года просьбы о созыве ассамблеи представителей для рассмотрения политических требований в земле Во оформлялись не в форме призывов к Франции (как надеялся Лагарп, составивший для этого образец), но подносились местными магистратами бернским властям в виде уважительных петиций, боясь подать даже малейший повод к французскому вторжению. В собственных же глазах Лагарп оправдывался тем, что для него петиция 9 декабря казалась только способом устрашения, который мог бы вынудить Берн самому начать вводить в Во представительное конституционное правление.

Однако надо объективно признать радикализацию позиции Лагарпа на рубеже 1797–1798 годов. Это приводило его к столкновениям даже в среде французских либералов, с которыми, казалось бы, он должен сохранять близость в силу приверженности схожим идеям Просвещения. К этому времени относится его конфликт с Бенджаменом Констаном и мадам де Сталь: Лагарп обвинил последнюю как владелицу водуазского баронства, подчиненного Берну, в интригах в пользу патрициев: «Желаю, чтобы ее замок в Коппе сожгли в первую очередь, ибо это адская распутница», – написал Лагарп в письме от 30 декабря[227].

В столь же страстных и ужасных выражениях составлена прокламация Лагарпа к своим соотечественникам в земле Во, написанная в январе 1798 года в ответ на некоторые репрессивные меры, предпринятые Берном: «Времена умеренности прошли: кровь ваших друзей, пролитая за ваше дело, взывает к отмщению; оно должно быть предоставлено… Что же нужно сделать, чтобы его добиться? Немедленно провозгласить независимость. Вы должны арестовать как заложников ваших бальи, ваших комиссаров и их агентов, всех граждан Берна, Фрибура, Золотурна, Люцерна, Цюриха и верхнего Вале, находящихся среди вас или в вашей досягаемости. Бейте их наотмашь, со всей силой, если те будут сопротивляться. Нечистая кровь всего Совета двухсот в Берне не стоит и капли крови одного патриота!»[228] (последнее предложение, безусловно, цитирует знаменитые строки из припева «Марсельезы»: Qu’un sang impur abreuve nos sillons – «Пусть нечистая кровь пропитает наши нивы»).

И все-таки – к вопросу о «предательстве Лагарпа», призывающего кровь и смерть на суверенную Бернскую республику, к которой он принадлежал по рождению: как неоднократно подчеркивал сам Лагарп, его родина – это не земля Во под гнетом Берна, не та земля, в которой репрессии властей и попрание прав людей считается в порядке вещей, а идеальная свободная Швейцария, прекрасная страна будущего, которая одновременно опирается и на прекрасное наследие прошлого, борцов за свободу, героев Рютли, Телля, Винкельрида и др.[229]

И вот происходит то, что заставляет Лагарпа и его соратников в Париже ликовать. После трехнедельной отсрочки (вызванной тем, что новый министр иностранных дел Шарль-Морис де Талейран сопротивлялся любой идее возобновления боевых действий) Директория дала ответ на петицию от 9 декабря и издала 8 нивоза VI года (28 декабря 1797 года) декларацию, где объявлялось, что Франция принимает на себя гарантию прав и собственности населения Во и Фрибура. Более того, этот шаг был подкреплен военной акцией: следуя совету Лагарпа, Бонапарт отдал приказ направить к границам земли Во, в Жекс (то есть прямо на берег Женевского озера) возвращавшуюся из Италии дивизию генерала Филиппа Романа Менара – ту самую, которой полтора года назад командовал Амедей Лагарп!

Декларация 8 нивоза распространялась в земле Во тысячами экземпляров усилиями французских миссий в Женеве и Вале, а также местных «патриотов» в городах вдоль Женевского озера. Она вызвала эффект разорвавшейся бомбы. Повсеместно в водуазских городах стали возникать клубы и комитеты, которые ратовали за созыв собственной «ассамблеи представителей». Бернские власти демонстрировали некоторую растерянность, в том числе из-за соперничества двух вышеназванных партий. Одновременно революционные события захватили Базель: там в правительстве победила партия Окса, которая 19 января провозгласила уравнение в политических правах горожан и сельских жителей.

Прокламация генерала Менара, обращенная к «водуазскому народу», появилась 23 января 1798 года. В ней он заверил, что французская армия пришла к его границам, чтобы поддержать требования народа и уберечь его от посягательств «врагов свободы». Одновременно с этой прокламацией по краю стала рассылаться 10-страничная брошюра, содержащая «Инструкции к ассамблее представителей Леманской республики»[230] и подписанная Лагарпом и его младшим товарищем по парижской эмиграции, Венсаном Пердонне. Вдохновленная этим горстка водуазских «патриотов» в ночь на 24 января провозгласила в Лозанне независимую Леманскую республику. Вечером 25 января Менар направил делегацию к командующему бернскими войсками в земле Во, чтобы объявить о вмешательстве Франции в случае выступления Берна против местных «патриотов». Однако часовым водуазского селения Тьерран показалось, что к ним приближается не мирная делегация, а атакующие враги,