Шрифт:
Закладка:
Таким образом, Франция оказала поддержку фракции «республиканцев». Усилиями последней обе палаты парламента и приняли 7 января 1800 года решение распустить Директорию и заменить ее на временную Исполнительную комиссию из семи человек, которая будет руководить страной до завершения работ по пересмотру Конституции 1798 года. Оформлено это было как исполнение рекомендаций назначенной ранее «Комиссии десяти»; большинство в новом органе власти получали умеренные политики[271]. «Комиссия десяти» также обвинила Лагарпа в том, что его предложения от 9 декабря 1799 года были попыткой государственного переворота.
Рано утром 7 января председатель И.Р. Дольдер собрал заседание Директории и предложил всем ее членам добровольно сложить полномочия. Лагарп, Секретан и Оберлин отказались. Узнав затем о решении парламента, они собрались втроем в тот же день после обеда, уже без санкции председателя, объявили себя «большинством Директории» и приняли ряд декретов, в том числе попытались напрямую подчинить себе гельветические части, несущие охрану правительственных зданий. Эта деятельность вызвала тревогу у депутатов, один из них на проходившем одновременно заседании Большого совета выскочил на трибуну со словами: «Лагарп, Секретан и Оберлин сейчас заседают в окружении офицеров, так время ли нам здесь долго препираться, помогая гибели Отечества?» Но все решила позиция командующего французской дивизией, расположенной в Берне: на обращение к нему от имени Директории с просьбой взять ее под защиту от антиконституционных действий «друзей Австрии» генерал ответил, что его единственной обязанностью является поддержание порядка в городе[272].
Поняв, что французы выступают против них, Лагарп и его товарищи приняли последнее постановление Директории. «Насильственно лишенные возможности вновь собраться для исполнения законных своих обязанностей» они объявляли все распоряжения новых исполнительных властей не имеющими силы до возвращения «правительства конституционного», а ради последнего уполномачивали Лагарпа вести переговоры и действовать «от имени Директории и народа гельветического»[273].
Так закончилось пребывание Лагарпа во власти. Следует подчеркнуть, что обе противоборствующие стороны стремились получить в свои руки всю полноту исполнительной власти в Швейцарии. Но если 9 декабря Лагарп попытался это сделать, опираясь на действующую Конституцию Гельветической республики, то 7 января «республиканцы» и в самом деле осуществили государственный переворот, ибо распустили Директорию в обход Конституции. Не желая того, они открыли своего рода «ящик Пандоры», ибо за первым государственным переворотом последовали еще три (7–8 августа 1800 года, 27–28 октября 1801 года и 17 апреля 1802 года), во время которых у власти последовательно сменяли друг друга «республиканцы» и «федералисты». Тем самым государство вступило в период политической нестабильности и «временного» существования вне конституционных рамок, что некоторыми историками уже характеризуется как конец Гельветической республики, на бумаге просуществовавшей до марта 1803 года[274].
Несмотря на всю серьезность происшедшего, Лагарп, излагая почти два года спустя эти события во всех подробностях Александру I, не мог удержаться от привнесения доли юмора. Дело в том, что в январе 1800 года за Глером, будущим лидером нового правительства, в Париж был послан сенатор Даниэль-Луи Фроссар де Сожи. В свое время это именно он устроил встречу Воронцова с Лагарпом, которая привела к назначению последнего к Петербургскому двору, а потом тот же Фроссар де Сожи в 1798 году ездил на переговоры к генералу Ф.Р. Менару о вступлении французских войск в Швейцарию, а спустя полгода – к Лагарпу, чтобы вручить ему декрет об избрании директором. Этот сенатор явно был «вестником рока»!
Для последующей биографии Лагарпа его нахождение во власти в течение полутора лет сыграло неоднозначную роль. Хотя он имел здесь несомненные заслуги и достижения, но до конца жизни потом будет вынужден слышать сильно задевавшие его упреки в авторитаризме и оправдываться за свою политику. Этим Лагарп занялся уже вскоре после январского переворота, составив развернутую записку, где объяснял свои действия, – и она не только была напечатана, но и зачитана на заседании Большого совета, который 21 января снял с Лагарпа выдвинутые ранее обвинения.
Лагарп 15 января переехал в Лозанну, где остановился у своего друга и участника водуазской революции Давида-Абрама Бержье. Быть может, Лагарп и хотел бы сразу отправиться в купленное для него осенью 1799 года во Франции имение Плесси-Пике (в 10 км к юго-западу от Парижа), но Конституция предписывала бывшему директору жить на территории республики еще в течение полугода после прекращения полномочий.
Однако и на расстоянии Лагарп вызывал страх у членов нового правительства. В апреле 1800 года в печать попало послание Исполнительной комиссии к своему представителю в Париже, где та поручала уведомить Наполеона о шагах новой власти против сторонников Лагарпа: «Нелепо было бы доверенных его лиц оставлять при должностях и позволять им затруднять деятельность властей, охраняющих общественное спокойствие». Сам Лагарп сразу бурно откликнулся на эту публикацию, что вызвало его полемическую переписку с правительством, которую он затем также предал гласности. В то же время против него периодически поднимались волны памфлетов, пасквилей и карикатур; несколько раз приходили и письма с прямыми угрозами его жизни. В ответ в мае вышли «Письма Юлия Альпина» – анонимное произведение, где Лагарп доказывал неконституционность нынешней исполнительной власти в Швейцарии и предупреждал, что если теперь законодательные палаты будут распущены, это оставит страну в руках беззаконной группы узурпаторов (как вскоре и случилось).
Было ясно, что Исполнительная комиссия во главе с П.-М. Глером мечтает навсегда убрать Лагарпа с политической сцены. Подходящий повод быстро нашелся, причем в виде истории, начало которой окутано полной тьмой. 20 июня 1800 года Лагарпу был доставлен (через нескольких посредников и исходящий из неизвестного источника) документ, представлявший собой личное письмо секретаря Исполнительной комиссии Ж.-М. Муссона к посланнику Гельветической республики в Париже Готлибу фон Йеннеру. Содержание поразило Лагарпа: в развязных, фамильярных выражениях один «заговорщик» сообщал другому о необходимости соблюдать осторожность перед лицом первого консула, а также о тайных переговорах с Веной, закончившихся прибытием австрийского агента с предложением поднять восстание против французов (в самый разгар военной кампании в Северной Италии!), что позволило бы заговорщикам полностью захватить власть в стране. Назывались и члены Исполнительной комиссии, причастные к заговору: Финслер, Савари и Глер (все – из партии «республиканцев»)[275].
Лагарп, как потом он сам объяснял, имел возможность сравнить почерк Муссона с хранящимися у него письмами и счел его подлинным. После этого он решил подстраховаться, передав оригинал на хранение в трибунал своего кантона Леман, а копию направил в Берн председателю Большого совета – сознательно избегая контакта с представителями исполнительной власти, которые могли участвовать в заговоре. Но Большой совет постановил опечатать бумаги Лагарпа и Муссона, и это тут же позволило вмешаться в дело Исполнительной комиссии: она предписала арестовать Лагарпа и доставить его к себе на допрос вместе с бумагами (которые были отобраны у него 29 июня).
Второго июля 1800 года в Лозанне произошло то, что Лагарп позже называл «похищением» – ведь по закону допрашивать и судить его должен был трибунал кантона Леман. Во время обеда в доме Бержье туда вошел заместитель префекта кантона[276] вместе с конвоем, чтобы отвезти Лагарпа в Берн. Бывший директор понимал, что его судьба сейчас окажется в руках тех самых людей, которых он собирался разоблачить, а в его бумагах при желании найдутся предлоги обвинить его в чем угодно. Лагарп, правда, и здесь умудрился подстраховаться – попросив
