Шрифт:
Закладка:
Глядя, как вода в раковине становится все менее и менее оранжевой, Шурка кивнул, будто пьяный. А потом тяжело выдавил:
– Я расскажу тебе тайну.
– Какую тайну? – навострился Андрей.
– Мою тайну. Видишь? – Шурка одернул оранжевую куртку.
– Чего?
– Сегодня на физре все устали, а я не устал. Почему?
– Почему?
– Если я надеваю что-то оранжевое, то не устаю. Никогда, понимаешь? Оранжевый мир мне помогает.
– Оранжевый… мир? – растерянно переспросил Андрей, морща лоб. – Так, погоди, ты чего? Типа, читер?
Кажется, он попытался пошутить, как-то разрядить обстановку, сгладить безумность происходящего и сам же улыбнулся. Получилось фальшиво – натужно, одними губами.
– Идем, – велел Шурка и, пошатываясь, вышел из ванной.
Оранжевая завеса к этому времени окончательно рассеялась, утащив с собой и союзника-двойника, и в целом ощущение поддержки другого мира. А потому именно сейчас Шурка остро нуждался в новом союзнике. Нуждался настолько, что решился показать самое сокровенное. Выдвинул ящик стола и достал оранжевый лист в тугой тяжелой рамке. Торжественно, будто некую святыню, продемонстрировал Андрею:
– Вот.
– Что это?
– Это от мамы осталось. Подсказка.
– То есть?.. Какая подсказка?
– Как ее спасти.
– В смысле, спасти? Спасти в прошлом? – Андрей часто заморгал, будто ослышался.
– Да! – горячо выдохнул Шурка. – И это возможно. Я знаю.
– Но здесь ничего нет, – развел руками Андрей. – Это просто чистый лист.
– Один раз было. Однажды я кое-что видел.
– Что видел?
– Число.
– Какое?
Шурка надолго замолчал. Смотрел он теперь только на лист, вглядываясь все напряженнее, пристальней, выискивая следы неуловимого хамелеона, тень другого мира. Наконец едва слышно произнес:
– Сорок два.
– И что это значит?
– Не знаю. Что-то надо сделать.
– Что сделать?
– Что-то.
* * *
– Да что вы пристали к этому числу?! Ну сорок два, и что?
– Сам не пойму. Но слишком уж часто оно встречается в этой истории. А вы читали «Автостопом по Галактике»? Там «сорок два» было ответом на главный вопрос жизни.
– Нет, не читала. И раз мы перешли к обсуждению книг, то, наверное, вам уже пора.
– Да, вы правы – пора. Ухожу ни с чем, несолоно хлебавши. И все-таки, знаете, мне кажется, он нас слышит.
– Вам виднее, вы же здесь врач, а я так – погулять вышла.
Шурка лишь умиротворенно улыбнулся отдаляющимся голосам. Конечно, он их слышал. Фантомные звуки, остатки старого мира, эхо прошлой жизни. Здесь они ничего не значили, ни на что не влияли, здесь они были ни к чему.
Счастливый семилетний Шурка кормил оранжевую маму. Кормил усердно, терпеливо, досыта – ей нужно было набрать пять килограммов.
Оксана Росса
Бука
Пролетая этаж за этажом навстречу ее же руками вычесанному газону, Зоя Павловна пыталась понять одно: как она докатилась до такого? Но даже это ей не удалось. Где уж там всей жизни перед глазами промчаться…
«Врут все», – подумала она со злорадством человека, раскусившего мировой заговор, прежде чем удар о землю вышиб все мысли из ее головы. Мир вздрогнул и раскололся на куски, а тело враз сделалось мягким, влажным и горячим, словно только что вынутый из духовки ягодный пирог.
Прикорнувший на лавке алкоголик, разбуженный звуком удара, с минуту таращился на бездыханное тело, а затем неуверенно перекрестился трясущейся рукой.
* * *
Зоя Павловна невзлюбила сноху с момента знакомства.
Как социальный работник со стажем, она считала, что неплохо разбирается в людях, а потому была уверена, что длинноногая рыжая девица с татушками по всему телу не подходит ее домашнему мальчику: от таких, как она, добра не жди. Однако тридцатилетний «мальчик» проявил не замеченную за ним доселе непреклонность, и свадьба состоялась.
Жить стали вместе – овдовев, Зоя Павловна оказалась владелицей трешки в центре. Казалось бы, места должно хватить всем, но отчего-то после появления Иры квадратных метров будто поуменьшилось. Зоя Павловна списывала это на то, что сноха – девушка шумная и бестактная. А может, дело было в том, что две женщины никак не могли поделить одного мужчину.
А ведь могли жить душа в душу – младшая училась бы у старшей, как и бывало во все времена, что тут зазорного? Но нет же, сноха словно назло все делала наоборот! Даже с мечтой о внуках пришлось распрощаться: детей Ира категорически не хотела.
Зоя Павловна знала сотни проверенных временем рецептов и готова была ими делиться, но Ира с отменным упорством этот дар отвергала. Более того, переманила Мишу в лагерь вегетарианцев. Поначалу Зоя Павловна, прекрасно понимающая, что сын давится тофу и киноа лишь из желания угодить жене, грудью встала на защиту его интересов, но потерпела сокрушительное поражение. Тогда она объявила партизанскую войну, подсовывая мясные деликатесы между делом, но и тут ей указали ее место.
Но сегодня Зоя Павловна рассчитывала поквитаться: она несла домой хорошую добычу – большой кусок свинины, четыре пачки макарон по акции, помидоры и морковь для соуса – и предвкушала, как приготовит для Миши первоклассный обед. Удовольствие портило лишь то, что вечером из недельного ретрита (слово-то какое!) возвращалась Ира. Как же прекрасно они жили без нее! Сын беспрекословно поглощал материнскую стряпню: беляши, пельмешки, рассольничек на говяжьем бульоне, не вспоминая про Иркину вегетерианскую дребедень, на которой чах вот уже больше года. Пользуясь случаем, Зоя Павловна целыми днями жарила и парила, желая побаловать сына любимыми с детства вкусностями. А вечерами они смотрели добрые семейные фильмы из тех вечных, что были популярны и тридцать лет назад и сегодня не утратили немеркнущего очарования. Жаль, что нынешний вечер будет безнадежно испорчен. Хотя всякое ведь бывает… Тем более в дороге. Зоя Павловна позволила себе помечтать об авиакатастрофе или хотя бы дорожной аварии. Понимая, что думать о таком нехорошо, она оправдывала себя тем, что всего лишь фантазирует. Как человек близко знакомый с жертвами домашнего насилия, она прекрасно знала, что синяки и переломы наносятся вовсе не силой мысли. Как наяву Зоя Павловна увидела Иркину рыжую голову – окровавленную, раздавленную обломками металла; изуродованное наглое лицо, изломанное, уже ничуть не соблазнительное тело. Конечно, Миша немного погорюет, но он молод, у него все
