– По-вашему, на марафоне был яд?

– Не было. Ничего там не было. Никакого яда, никаких веществ. И никаких мотивов. Я даже не понимаю, зачем Хромов побежал этот чертов марафон.

– В смысле – зачем? Спорт, здоровый образ жизни, воля к победе. Слышали о таком?

– О, воля к победе, значит? Только вот ваш пациент раньше уже выигрывал марафоны. И не раз. В интернете есть забавное видео, когда к нему подходит журналистка и спрашивает: «Что вы чувствуете после победы?» И знаете, что он ответил?

* * *

– Разочарование.

– Что? – Журналистка растерянно улыбнулась и зачем-то начала интервью по новой. – Как вас зовут? Сколько вам лет?

– Меня зовут Хромов Александр. Мне восемнадцать.

– Прекрасно, Александр. И что же вы чувствуете после победы?

– Разочарование, – упрямо повторил Шурка.

– Почему, позвольте узнать?

– Я ожидал другого.

– Интересно, чего же? Более острой борьбы? Битвы? Соперничества?

– Да-да, – Шурка равнодушно кивнул, глядя мимо камеры. – Вот всего этого, что вы сказали.

– Что ж, желаю вам в будущем еще более ярких побед и свер…

Мобильный зазвонил, и видеоролик оборвался на полуслове, уступая место экрану вызова. Номер был незнакомый.

– Алло.

– Саша, привет. Это Андрей. Не отвлекаю?

– Андрей?

– Ну из школы, помнишь? Вместе учились и… тогда еще… когда…

Он запнулся и замолчал, не зная, как продолжить. Шурка и Андрей не разговаривали с того самого дня. Ни о чем. Ни разу. Хотя так и проучились в одном классе до выпускного. А потому этот внезапный звонок казался подозрительным. С чего бы вдруг, после стольких лет?

– Да, Андрей, здравствуй. Как у тебя дела? – поинтересовался Шурка с холодной осторожностью.

– Нормально, потихоньку. Женился в том году, щас ребенка ждем. Шестой месяц.

– Поздравляю.

– А хочешь – заеду, посидим. У тебя адрес прежний?

– Заедешь? – переспросил Шурка и окинул свою комнату задумчивым, как бы сторонним взглядом.

Ярко-оранжевые обои были всюду исписаны числом «сорок два». Крупно и мелко. Арабскими цифрами и римскими. Строчными буквами и прописными. В двоичной системе, восьмеричной и шестнадцатеричной. Разложенным на множители, слагаемые и даже на сумму трех кубов.

Среди бесконечных каракулей надписей, будто муха в паутине, висела в рамке диснеевская Русалочка, взмахивающая копной густых рыжих волос. А еще большие круглые часы с циферблатом, разделенным на сорок два минутных деления, – сделаны на заказ. По плинтусу, от двери до стола с компьютером, змеился оранжевый кабель интернета. На мониторе, почти без звука, крутился на повторе короткий отрывок из черно-белого советского фильма «Зигзаг удачи». Тот самый момент, где герой Леонова выигрывает в лотерею баснословные десять тысяч рублей после того, как ведущий объявляет со сцены: «Номер сорок два».

На пыльной книжной полке выделялись чистыми корешками «Записки из мертвого дома» Достоевского, «Приключения Тома Сойера» Марка Твена, египетская «Книга мертвых» и «Автостопом по Галактике» Дугласа Адамса. На подоконнике стояла большая банка, а внутри – сорок два дохлых рыжих таракана.

– Алле, Саш! Ты тут? Ну так чего? Заеду?

– Нет, лучше не надо.

– До сих пор обижаешься? Ну, ты прав, наверное. Прости.

– За что?

– Да за все. Ты ведь мне доверился тогда, а я тебя не поддержал. Не поверил, не понял. Не знал, что сказать. Столько лет об этом вспоминал, но так и не знал. До сих пор, до вчерашнего дня. А вчера жене к животу руку приложил и почувствовал, как малыш толкается. И вдруг понял, что должен с тобой поговорить.

– О чем?

– О том, что жить надо будущим. Только будущим.

– Глубокая мысль, ага.

– Не издевайся, Саш. Мысль простая, но тебе явно незнакомая. Я же читал про «Лиза Алерт». Я понял, почему ты спас именно сорок два ребенка. И почему бегаешь марафоны.

– В сентябре опять побегу. И?

– И это мания, Саш. Нам давно не по тринадцать. То, что в детстве было верой в чудо, превратилось в одержимость. Пойми – если живешь прошлым, то тебя здесь нет. Ты там, с покойниками, с тем, что ушло и не вернется. Ни-ког-да. И ты вроде жив, а по сути мертв. Это баланс!

– Спасибо за информацию. Жене привет! – отрезал Шурка и отсоединился.

Он бросил телефон на стол и раздраженно прошелся по комнате туда-сюда несколько раз, то матеря Андрея, то мысленно споря с ним. А потом остановился перед комодом, открыл один из ящиков и вытащил большой, шестьдесят на сорок, коллаж. Цветной, распечатанный на фотобумаге.

По центру стоял сам Шурка, а по обе стороны от него на хмурый зимний пейзаж были наложены сорок два найденных ребенка. Наложены старательно, качественно, правдоподобно – Лиза наверняка потратила на эту глупую затею не один день. Дурочка! На что она рассчитывала? Что Шурка проникнется и на стенку повесит? Что будет гордиться собой? Или что хотя бы почувствует себя живым?

Разглядывая лица спасенных детей, он рассеянно забормотал:

– Вроде жив… вроде мертв… Баланс… Жив… мертв… Баланс…

– Живые… Мертвые… – шепнул оранжевый Шурка, будто эхом, лишь чуть меняя смысл. – Баланс.

– Баланс, – повторил Шурка за двойником.

Оранжевые руки вдруг разорвали оранжевый коллаж пополам. Шурка сделал то же самое.

* * *

– Доктор, что это он такое делает руками? Как будто разворачивает что-то.

– Да, такое с ним бывает. Может, разворачивает, а может, развязывает. Или разрывает. Его руки – лишь отклик мыслительного процесса. И, честно сказать, это не самое странное, что они временами делают.

– Намекаете, что он хватал вас за…

– Нет, ничего такого я не намекала. И эта догадка характеризует скорее вас, чем моего пациента. А я хотела сказать, что иногда он растопыривает пальцы, как… ну, знаете, как вот эти люди с марионетками, на веревочках.

– Кукловоды.

– Да, именно. Как кукловод. Растопыривает пальцы, а потом вдруг резко сжимает кулаки и дергает руки на себя. При том что вообще он, как видите, очень заторможенный и резко ничего не делает. Только одно это движение. Словно, ну… кукловод, который… я даже не знаю…

– Который психанул?

* * *

Сентябрьское утро выдалось истинно осенним – сырое, туманное и в целом тошнотворное. Такое утро, в которое себя чувствуешь каким-то особенно ненужным, лишним. Ошибкой природы, да и сама природа недвусмысленно намекает, что совсем тебе не рада.

Марафон из-за тумана отменять не стали. Хотя если б они видели туман так, как видел его Шурка, то наверняка б передумали. То тут, то там сквозь белую пелену проступали оранжевые пятна. Будто две полупрозрачные занавески, покачиваясь, касались друг друга в разных, все время