– Ладно швы! – дедушка хохотнул. – Этот модник хотел полностью оранжевые портки купить. Да я не дал. Вот, – он кивнул на джинсы, – сошлись на компромиссе.

– Так, вы меня совсем запутали! – Директриса замахала руками. – Швы, портки, компромиссы… Начнем сначала. Саша мычал на одноклассника, а тот, как позже выяснилось, панически боится коров. Ну и… от страха… обмочился, в общем. При всех, на перемене. И теперь родители переводят его в новую школу. Саша, понимаешь, как плохо ты поступил?

– Ну подождите, подождите! – дедушка выставил вперед ладони. – Если это позже выяснилось, то откуда Саньке было знать? Боится там кто-то коров или нет? Дети всегда дурости устраивают. В мое время вот кукарекали. На спор. Кто проспорил – кукарекает.

– Откуда было знать? – Директриса недобро прищурилась, будто прицеливаясь, а потом окликнула через дверь: – Андрей, зайди.

Дверь осторожно приоткрылась, и в кабинет протиснулся толстый рыжий мальчишка – одноклассник Шурки. Тихо поздоровался и внимательно уставился под потолок на портрет президента России, будто ожидая указаний именно от него.

– Садись, Андрей, – велела директриса, – и повтори Сашиному дедушке то, что мне говорил.

– Ну-у… – Рыжий поскреб веснушчатую щеку. – Саше надо было азбуку Морзе расшифровать, и он ко мне пришел – в интернете глянуть. У него интернета нет, а у меня новый модем. Дозванивается быстро, и скорость норм.

– Гадости всякие в этом интернете, мне рассказывали… – дедушка брезгливо поморщился, и тут до него дошел смысл сказанного. – Погодите-ка. Санька, какая еще Морзе? Откуда? Кто это тебе радиограмму настучал?

– Дальше, Андрей. Что получилось, когда вы расшифровали азбуку Морзе?

– Получилось «корова».

– Саша… – Директриса повернулась к Шурке и взглянула на него очень внимательно. – Где ты взял слово «корова» азбукой Морзе?

Дедушка и рыжий Андрей теперь тоже смотрели на Шурку, а тот уткнулся глазами в пол и молчал.

На какое-то мгновение ему показалось, что он снова сидит дома в своей комнате. Сжимает в руках злополучные джинсы и с обидой твердит сквозь зубы: «Завтра снова надену. Все равно надену». А по оранжевым швам вдруг будто пробегает черная тень, заставляя отдельные стежки схлопнуться, съежиться. Превратиться в точки, образуя комбинацию.

Тире-точка-тире тире-тире-тире точка-тире-точка тире-тире-тире точка-тире-тире точка-тире.

Поначалу Шурка не понимает, что это азбука Морзе, что швы говорят с ним. Что это сообщение, сообщение для него. Из того, другого, оранжевого мира. А когда наконец понимает, то изо всех сил сжимает кулаки и зажмуривается от восторга и ужаса одновременно – получается, у него получается!

– Саша, – вклинилась в воспоминания директриса, – мы ждем. Откуда ты взял слово «корова»?

– Не помню, – буркнул Шурка, не поднимая глаз.

– Послушайте, товарищ директор. – Дедушка примирительно улыбнулся. – Ну, мальчишки такие выдумщики. У них и Морзе, и условный стук, и свой язык, и тайны всякие. В шпионов играют, в разведчиков. Может, простим его? На первый раз.

– Может, простим, – милостиво допустила директриса. – Но нужна ясность. Я должна быть уверена, что Саша все осознал. И раскаивается.

– Санька, ты осознал? – поинтересовался дедушка.

– Осознал.

– Ты раскаиваешься?

– Раскаиваюсь.

– Ну вот и ладушки. Тогда…

– Ты извинишься перед мальчиком, которого обидел? – вмешалась директриса.

– Нет.

Если до этого Шурка говорил насупленно, глядя в пол, то последнее слово произнес громко и дерзко. Вскинул голову и продолжил, смотря директрисе прямо в глаза и все более распаляясь:

– Не извинюсь. Я лучше приду в его новую школу и буду мычать, пока он и там не обоссытся!

* * *

– Инциденты, вы сказали? Забавно.

– Что именно?

– Да тут к нему девушка приходила. Лиза, знакомая по «Лиза Алерт».

– О, значит, Лиза из «Лиза Алерт»?

– Да. В общем, мы разговорились. Оказалось, что они с Александром какое-то время встречались и… тоже были инциденты.

– Любопытно. Поделитесь?

– Ну, например, однажды он почти двое суток не ел.

– Почти двое суток? То есть сорок с чем-то часов.

– Ну да. А в другой раз голый на балконе стоял. В двадцатиградусный мороз. Закрылся на шпингалет и торчал там битый час.

– А битый час – это сколько?

– Ну, пятьдесят с чем-то минут, наверное.

– Или сорок с чем-то.

– Да какая разница! Главное, что потом в больнице лежал с воспалением легких. А сам так и не смог объяснить, зачем это сделал.

– И вы думаете, что причины не было?

– А вы, конечно, думаете иначе?

– Ну, я все-таки следователь. И поэтому понимаю, когда человек что-то ищет. Только вот в данном случае не понимаю, что именно. А знаете, сколько километров в марафоне?

– Это вы к чему?

– Да это я так, к слову. Сорок два.

* * *

– Шикман, Бабкину пасуй! Бабкину, говорю! Да ну куда ты?! Дорошенко, не спи, держи фланг. А ты, Хромов, беги, беги! Шустрей, набирай! Эх, что же ты, Хромов?! Бить надо было!

Физрук метался вдоль кромки, как заправский тренер, но при этом напоминал скорее прапорщика из телесериала «Солдаты». Краснел, пыхтел, махал руками, досадливо сплевывал под ноги, а указания давал невпопад или же вообще задним числом, поэтому Шурка почти не слушал.

Играл он в нападении, бегал быстро и то и дело получал по ногам от Дорошенко, верзилы-защитника. Физрук же нарушений почти не замечал, считая их чем-то вроде воли к победе.

– Чё, апельсин? Ногу сломать? – зло шепнул Дорошенко после очередного фола, и Шурка решил, что обязательно забьет.

Тем более что на воротах стоял рыжий Андрей. В позе вратаря, с широко расставленными ногами и растопыренными руками, толстяк смотрелся комично и вместе с тем угрожающе. Казалось, если он прыгнет за мячом и ударится оземь, то разлом тектонических плит неизбежен.

К середине урока Дорошенко заметно подустал – по ногам уже не попадал да и в целом не поспевал за Шуркой, и тот начал забивать. В нападении соперника играл Бабкин – шустрый, наглый, напористый и вообще шпана, но ближе к концу сорокаминутного матча устал и он. Устали все, наглотавшись с непривычки свежего весеннего воздуха. Все, кроме Шурки, который так и носился по полю как заведенный. Все чаще выходил с вратарем один на один, а тот только сильней растопыривал руки и жмурился.

Мяч залетал в сетку снова и снова. Последний гол Шурка и вовсе пробил толстому Андрею «в очко», то есть между ног, что, как известно, наиболее позорно для вратаря. И тут же физрук протяжно свистнул, оглашая конец урока.

– Дополнительное время! – заорал наглый Бабкин.

– Да какой там! – отмахнулся физрук, пряча в карман секундомер. – И так на две минуты переиграли. Восемь-три! Убедительная победа. Эй, Хромов, поди-ка сюда. – Он дождался, пока Шурка подойдет, и уважительно заметил: – Да, брат, дыхалка