Шрифт:
Закладка:
Спустя два дня, переплыв на левый берег Днепра и по броду пройдя через Самару, оказались они на берегу реки Волчьей, в главной ставке Боняка.
Иакову велено было сойти с телеги. Его ввели в одну из войлочных юрт, приказали сесть на кошмы, развязали руки. Два тонкоусых стража с длинными копьями в руках встали по обе стороны от пленника.
Вскоре появился Боняк. Кояр и шелом сменил он на цветастый халат из восточной фофудии и папаху.
– Кто ты? Ты из знатного рода? Из бояр? – забросал хан инока вопросами. – Мы пошлём к твоим родичам в Киев! Пусть платят за тебя выкуп!
Жестом руки остановив готового переводить слова хана на русский толмача, Иаков, к изумлению хана, ответил по-кипчакски:
– Нет, я не знатен и не богат. Занимался перепиской книг, вёл летопись. За меня тебе не дадут много.
– Он лжёт! – перебил Иакова другой половец, пожилой, которого Иаков когда-то давно встречал в стольном в гостях у покойного князя Всеволода.
«Хан Аепа, сын Осеня, брат Анны, вдовы князя Всеволода и мачехи Мономаха», – вспомнил инок.
– Этот монах был вхож к самому каназу Мономаху! Его зовут Иаков. Когда-то давно, я слышал, он учил грамоте детей каназов. Пошли к Мономаху людей. Каназ заплатит.
Боняк неожиданно рассвирепел.
– Говоришь, к Мономаху! Но каназ Мономах – клятвопреступник! Кровь наших братьев Итларя и Китана на его подлых руках! – вскричал он. – Я прикажу немедля отсечь этому жалкому монаху голову!
– И чего ты добьёшься? – Аепа грустно усмехнулся. – Новой крови, новых ратей! Хочешь повторить судьбу хана Тогорты?! Урусы оправились от разгрома на Стугне, они стали сильны! А каназ Ольг разбит и тебе не помощник. Ему бы сохранить свой удел. С урусами надо мириться, хан. Хотя бы на время. Потом всё вернётся на круги своя – наши набеги, полоняники. Потом – не сейчас.
– Мир с урусами! Да ни за что! – снова вспыхнул, стиснув в сильной деснице эфес кривой сабли, Боняк.
– Остынь и подумай о том, что я тебе сказал, хан, – спокойно возразил ему, лениво отхлебнув из пиалы кумыс, опытный Аепа.
Боняк бешено сверкнул чёрными жгучими глазами и уставился в спокойное лицо Иакова. Монах выдержал этой полный ярости ханский взгляд.
– Увести! – рявкнул Боняк нукерам. – Сторожить денно и нощно! После я решу, как быть с этой собакой!
Иакова выволокли из юрты. В глаза ему бросились два стяга с оскаленной волчьей пастью.
«Волк – тотем рода Бурчевичей! Пихампар – вестник судьбы! И хан Боняк, кажется, не только их ратный предводитель, но и шаман, волхв!» – подумал инок.
Его втолкнули в другую юрту, гораздо меньшую, чем первая, принесли немного мяса и воды.
…Меж тем хан Боняк, сомневаясь и не зная, как ему поступить с монахом, прошёл за советом в юрту своей старшей жены Сарыкиз.
Стройная высокая ханша с волосами цвета соломы и глазами, как голубое степное небо, звеня монистами и браслетами, начала с упрёков:
– Я знаю, зачем ты два раза подступал к Киеву в это лето! Хотел ворваться в крепость и отобрать у каназа Свиатоплуга Айгюн! Но для чего она тебе, Боняк?! Или ты любишь её, а не меня?! Мне обидно! Может быть, хан Тогорта зря отдал её в жёны своему врагу, но какое тебе… нам с тобой до этого дело! Тогорта погиб, а с Айгюн пусть разбирается каназ Свиатоплуг! Да она уже не кипчанка, она приняла веру урусов и носит имя Елена. Наверное, не захотела бы ехать с тобой?
– Имею сведения – каназ Свиатоплуг и Айгюн ненавидят друг друга! – буркнул в ответ Боняк.
– Ну и что с того? Наша ли эта забота?!
Сарыкиз откинула назад роскошные волосы, улыбнулась мужу:
– Ты – молод, удачлив, тебя слушают все кипчаки. Забудь о дочери Тогорты.
Боняк промолчал, глядя на свою красавицу – хатунь. Наверное, она права. Айгюн было жаль, но… Почему-то вспомнилось Боняку, как ещё подростками вечно соревновались между собой Айгюн и Сарыкиз. Обе сильные, ловкие, метали сулицы, пускали стрелы в птиц в высоком небе, но так, кажется, и не смогли определить, кто из них более меткая и ловкая.
Сарыкиз отвлекла его от дум.
– Ты пришёл ко мне за советом? В чём твоя трудность, хан?
– В монастыре в Печерах мы взяли в плен одного монаха. Его имя – Иаков. Хан Аепа знал его раньше. Этот монах – ближник Мономаха. Не знаю, как с ним быть. Потребовать выкуп у каназа? Но сам монах говорит, что никто не заплатит за него…
– Этот монах ругал тебя, как тот урус, которого я проткнула копьём? – спросила Сарыкиз. – Если так, дай мне копьё. Убедишься ещё раз, какая у меня сильная и твёрдая рука!
– Нет, моя хатунь. Монах ни одним словом не оскорбил меня. Потому я и не знаю, как с ним поступить. Был бы он молод, продали бы его в рабство на рынке невольников. А так? Кому он нужен? К тому же монах, служитель Христа! Враг нашей веры!
Лицо Сарыкиз нахмурилось. Задумалась хатунь, приставив палец к тонкому носу, наконец промолвила:
– А знаешь, мой хан, что я посоветую тебе. Отпусти его. Вели убираться из нашего стана. Пусть идёт, куда хочет. Доберётся до своего Мономаха – его удача, а нет – выходит, не судьба.
– Наверное, ты права, моя умная и смелая хатунь. Так я и поступлю. Пусть монах уходит, – после недолгого молчания промолвил Боняк, согласно закивав головой.
…По сухой траве, через бескрайние степные просторы, отправился в очередной свой путь седобородый инок Иаков. Он не понял, почему его отпустил Боняк, и предпочёл не спрашивать. За спиной болталась тощая котомка с единственной его пищей – сухой горбушкой хлеба, которую швырнул ему на прощание ханский слуга.
Спустя седмицу ему удалось, счастливо избежав встреч со степными волками и бродячими половецкими ордами, добраться до Воиня
