Шрифт:
Закладка:
…Уже остался позади так толком и не восстановившийся после недавних кровавых событий Чернигов, когда вдруг вылетел из-за холмов навстречу дружинам небольшой отряд всадников, судя по одежде – половцев.
Впереди всех скакал на белом аргамаке некий ратник в булатной личине. Примирительным жестом он остановил готовых броситься на него Святополковых гридней и на хорошем русском языке вымолвил:
– Хочу говорить с каназом Свиатоплугом!
Спешившись, он передал гридням своё оружие, но личины не снял.
Только когда остался половец с глазу на глаз со встревоженным Святополком, развязал он у себя на затылке кожаные ремни и сдёрнул личину.
– Солтан Арсланапа! – Святополк удивился, но не подал виду. – Что тебе надо от меня? Или решил вспомнить, как мы вместе брали штурмом Полоцк?
– Нет, каназ. Зачем нам ворошить прошлое? Я приехал к тебе, чтобы предупредить тебя. Хан Тогорта – он очень плохой человек. Он узнал, что ты ушёл далеко в поход, чтобы подчинить своей власти каназа Ольга. И он решил напасть на Переяславль, сжечь урусские сёла, взять большой полон. У него много войска.
– Хан Тогорта – мой тесть. У меня с ним мир.
– Ой, каназ! Зачем говоришь такие слова? Ведь ты сам нарушил мир, погубив ханов Итларя и Китана. Каназ Мономах сделал так по твоему наущению. – Арсланапа покачал головой, словно изумляясь простоте собеседника.
– Какая же тебе выгода рассказывать мне о намерениях моего тестя? – Святополк хитровато прищурился. – Может, тебя и послал Тогорта, чтобы заманить меня в ловушку. Я не верю тебе, Арсланапа.
Молодая холопка подала солтану чару с мёдом.
– Выпей! – сказал Святополк. – Не бойся. В этой чаре нет яда.
Арсланапа пил медленно, осторожно, маленькими глотками. Мало-помалу возбуждение от недавней бешеной скачки проходило, он становился более рассудительным. Понимал: чтобы ему поверили, придётся быть достаточно искренним.
– Когда Тогорта с Боняком пошли на ромеев и взяли в осаду город Адрианополь, я увёл свою орду от этого города. Тогорта не щадил моих людей, отправлял их в самые опасные места, многие воины из моей орды погибли там, под стенами греческого города. И тогда я ушёл со своими людьми из земли ромеев. После этого Тогорта стал моим врагом.
– Твои слова кажутся мне убедительными. Но всякое слово в нашем переменчивом мире нуждается в проверке. Поэтому ты останешься у меня, солтан, – объявил Святополк. – Во-первых, я должен посоветоваться со своим братом Владимиром. Ну а во-вторых, пошлю отряды лазутчиков к Переяславлю, чтобы узнать, правду ли ты говоришь.
Лицо Арсланапы вспыхнуло гневом, но опытный солтан тотчас успокоился.
– Проверяй, каназ, – пожал он плечами с наигранно равнодушным видом. – Но знай: я не обманул тебя ни единым словом. Я хочу уничтожить Тогорту, и думаю, ты мне в этом поможешь.
Они сидели вдвоём друг против друга, долго молчали, всматривались в черты лица один другого. Им обоим сейчас по сорок шесть лет, многое в жизни уже осталось за плечами, и понимали оба: они – союзники одного дня и часа. Вот не будет Тогорты – и снова будут набеги Арсланапы на русские сёла и городки, и будут ответные удары дружин по половецким ордам.
Арсланапу заключили под стражу, а тем часом в сторону Переяславля поскакали сторожевые русские отряды.
Глава 31. Сеча на Трубеже
Переправлялось русское воинство через Днепр по броду возле Заруба тёмной безлунной ночью. Тихо плескали волны, шли осторожно, стараясь не шуметь. Иной раз лошадь заржёт негромко али воин пеший споткнётся и взметнётся ввысь речная волна, но, видно, не узрели вражеские ертаулы, что переходят дружины на левый берег. Ночь стояла тёплая, летняя, на реке дул лёгкий ветерок.
Утром, едва забрезжил на востоке рассвет и розовая заря расплылась над холмами и перелесками, воинство русское уже было в готовности. Облачились дружинники в кольчуги и дощатые брони, надели шеломы, приготовили к грядущему сражению оружие.
Впереди блестели, отражая свет начинающегося дня, воды Трубежа. Чуть правее высились каменные, недоступные степнякам стены Переяславля, за ними, у самого впадения Трубежа в Днепр, видны были остатки Устья – крепости, сожжённой два месяца назад половцами хана Кури. Сам Куря был сейчас вместе с Тогортой. Половецкое войско стояло за Трубежем и тоже уже изготовилось к бою. Предстояла нешуточная сеча.
Владимир, как только окончательно рассвело, поехал выстраивать полки. Облачённый в панцирный доспех, с мечом в портупее за плечом, в золочёном шеломе со святым Василием на челе, ехал он впереди свиты ближних бояр и отроков. Святополк, в шеломе-мисюрке и кольчуге, сжимая костистой дланью рукоять меча, держался от него по правую руку чуть сзади. Длинная чёрная борода его колыхалась под порывами усилившегося ветра, круглый червлёный щит с умбоном[204] посередине висел на левой руке. За ним следом трусил Арсланапа. Лицо его покрывала личина, боялся солтан, что кто-нибудь из орды Тогорты или Кури узнает его.
Из рядов русского воинства вдруг раздался крик:
– Да вон же они, сыроядцы! Чего ж мы ждём?! Доколе терпеть?!
Не успел Владимир построить дружины в боевой порядок. С мощным кликом ринулись комонные[205] русские ратники через Трубеж, взметая тысячи брызг на реке, и с ходу вклинились в ряды врага.
Владимир с досадой кусал уста. Боялся он, как бы не угодили его воины в засадные ловушки, которые столь искусно умели устраивать степняки. Но, похоже, сейчас Тогорта и его солтаны не ожидали такого внезапного стремительного натиска русских дружин.
Раньше, в молодости, Мономах сам летел на врага впереди своего воинства, в лихую сабельную рубку, теперь же, в сорок три года, всё чаще приостанавливал он бег ретивого скакуна, взбирался на ближайшее высокое место и пристально следил за ходом сражения, давая короткие наказы воеводам, указывая, куда надо перебросить тот или иной полк. Так поступил князь и сейчас: взошёл на холм, спешился, подозвал к себе молодых Ольбега и Фому Ратиборичей, с волнением стал глядеть на картину разворачивающегося сражения.
В какой-то миг он
