Иешуа показалось, что старик взволнован. Он нервно теребил амулет, а когда разжигал чиллум, было заметно, что его руки дрожат.

Выпустив струю дыма, пашупат продолжил:

– Сегодня вы увидите то, что мало кто видел, постарайтесь при этом сохранить невозмутимость и спокойствие. Сначала уясните следующее: черная магия, которую мы называем «абхичара», покоится на четырех столпах. Первый – злоба, второй – железная воля, третий – вера и четвертый – тайна. Колдун, который не соблюдает эти правила, умирает, потому что темные силы не прощают ошибок.

Старик внимательно посмотрел каждому из учеников в глаза, чтобы убедиться, что его понимают.

Удовлетворенно кивнул головой.

– На злобе я не настаиваю. Вы оба избрали путь сострадания, поэтому темными колдунами не станете никогда… Однако качества, приобретенные вами во время учебы, пригодятся в любом случае. Без концентрации воли невозможно гадать по зеркалу и предсказывать будущее, а без веры не получится левитировать. Так что не жалейте о потраченном времени… Что касается тайны, то я вас предупредил.

Он прервался, чтобы сделать большой глоток из миски с мандрагорой.

Вытерев рот краем рупана, продолжил:

– Теперь второе… Темный колдун взывает к разным силам: древним богам, демонам или теням умерших, на свое усмотрение, в зависимости от цели камлания. С божествами, например, Кали, лучше не связываться, потому что она потребует присяги на верность. Откажешься – умрешь, согласишься – станешь вечным колдуном, обреченным до самой смерти на ненависть ко всему живому… Лично я предпочитаю демонов, но делаю это крайне редко, потому что каждая встреча отнимает у колдуна частицу жизни, такова расплата за помощь. Идеальное время для темного камлания – конец последней четверти луны, так как в это время высвобождается огромное количество темной энергии. Сегодня как раз такая ночь, завтра новолуние.

Гатаспа сделал несколько глубоких затяжек.

– Я буду вызывать ракшаса Такшашилы, – сказал он с вызовом. – Предупреждаю сразу: после ритуала мне станет плохо. Если я потеряю сознание, возвращайтесь назад немедленно. Можете бросить меня там…

Пашупат тяжело вздохнул.

– Зачем тогда мы идем? – удивленно спросил Иешуа. – Ты же не хочешь, чтобы мы потом упрекали себя за предательство?

Он посмотрел на тианца. Тот закивал головой, соглашаясь с товарищем.

– Идти надо, – безапелляционно заявил Гатаспа. – Вы должны увидеть его, а он – вас… Даже если вы с ним никогда больше не встретитесь, он должен кому-то подчиняться. Я уже стар. Считайте, что я передаю смену, иначе ракшас останется без хозяина и отобьется от рук. Тогда Такшашиле несдобровать: начнутся мор, джут[175], землетрясения… да все что угодно.

Гатаспа прищурился.

– Интересно, кого из вас он выберет?

Потом спохватился:

– Да… я принес соль, возьмите сколько нужно. Когда придем на место, каждый должен насыпать защитный круг.

Некоторое время они беседовали. Постепенно Гатаспа вернулся к обычному состоянию – циничного мудреца, готового насмехаться над чем угодно, в том числе над жизнью и смертью. Хотя тут явно не обошлось без мандрагоры и хашеши.

Все трое направились в дальний угол пещеры, где зиял затянутый паутиной проем. Сюда Иешуа с Аполлонием никогда раньше не заглядывали, надобности не было.

Пригнувшись, они следовали за наставником. Пашупат уверенно продвигался по проходу, хотя света лампы едва хватало, чтобы осветить дорогу на шаг вперед. Иешуа с удивлением заметил, что здесь нет ничего живого: не слышно писка летучих мышей, под ногами не снуют крысы, а стены лишены даже скользкого налета плесени или шершавых пятен лишайника.

Шли долго.

Иешуа удивлялся терпению и упорству каменщиков, которые вырубили такой длинный проход в скале, потратив на это, скорее всего, всю жизнь. Наконец выбрались на площадку, от которой вниз вела винтовая лестница с неровными растрескавшимися ступенями.

Свет лампы не достигал дна. Пашупат зажег факел и осторожно начал спускаться, держась свободной рукой за стену. Внезапно послышался глухой удар – еще мощней, чем прежде, казалось, что его источник находится рядом.

Далеко внизу забрезжил тусклый свет. Спертый воздух наполнился смрадом, словно где-то рядом то ли гниют морские раковины, то ли находится яма с трупами павшего от джута скота. Гатаспа закрыл лицо краем рупана. Иешуа с Аполлонием последовали его примеру.

Вскоре перед взором друзей открылась огромная пещера, в разы больше молитвенного зала чайтьи, с провалом посередине. Из бездны то и дело вырывались снопы искр, а воздух дрожал будто над раскаленным такыром. Из-за смрада и жары было почти невозможно дышать. Аполлония вырвало. Иешуа с трудом подавлял подступившую к горлу тошноту.

Гатаспа опустился на каменный пол, разложив перед собой вынутые из мешка предметы: короткий нож с белой ручкой, костяной жезл, длинный нож с черной ручкой, медную кадильницу на трех ножках, бронзовое зеркало и серебряный кубок.

Поставил флягу.

Говорить здесь было невозможно, настолько могуче гудело подземелье. Звуки бездны одновременно напоминали грохот горного обвала и лязг чудовищной кузни, в которой кто-то невидимый раздувает жаркое пламя, а потом гигантским молотом отбивает заготовку.

Гатаспа жестами показал ученикам: устраивайтесь слева и справа от провала, подальше от края. Потом сложил пальцы в щепоть, потер друг о друга – насыпьте соль.

Взяв шнур, сплетенный из трех льняных веревок, один конец привязал к ножу с белой ручкой, а на другой положил мел. Поворачиваясь по часовой стрелке, трижды очертил круг, каждый раз меньшего диаметра. Уселся в центре так, чтобы можно было дотянуться рукой до всех разложенных предметов.

Выпустил струйки дыма из чиллума на четыре стороны света.

Затем насыпал в кадильницу углей, положил паклю и чиркнул огнивом. Когда над чашей заплясали язычки пламени, побросал в нее кусочки ладана, сандалового дерева и несколько травяных пучков.

Замер, опустив голову, но Иешуа видел, что он что-то говорит. Вот пашупат дернул головой, встрепенулся, замахал перед собой руками. Ножом с черной ручкой нацарапал на каменном полу геометрические фигуры. Вдруг поднял левую руку, а правой полоснул себя по запястью. Держа руку над кубком, смотрел, как с нее падают капли крови. При этом продолжал читать мантры.

Внезапно пещера сотряслась от мощного толчка. Грохот и лязг усилились. Из дыры вырвался такой мощный сноп искр, что Иешуа пришлось заслониться рукой. Ему казалось, будто он замотан в горячий пергамент, настолько сухим и жестким стал рупан. Он видел, что Аполлоний на другой стороне провала тоже закрывает лицо.

Вокруг серым снегом осыпался пепел. Пол содрогался от вибрации. Марево над провалом дрожало, густело. Побледневший иудей ждал, что вот-вот оттуда появится что-то жуткое и необъяснимое.

Жар стал почти невыносимым, а из дыры медленно и страшно поднималась огромная фигура, объятая языками пламени. Черная, словно ожившая мерцающая куча угля. На ее фоне Гатаспа казался маленьким и беззащитным. При этом его не смущали ни раскаленный воздух, ни пепельная пурга, ни огненные вихри. Он все также сидел с кубком в руках, бормоча заклинания.

Ракшас завис над дырой,