оказаться на месте сбора фуража. Животные доплыли до середины реки, когда раздался истошный вопль дозорного. Сидящий на дереве воин, указывая рукой вверх по течению реки, орал: «Вода!»

В сгущавшихся сумерках Гермей увидел, что на обоих берегах Синдха происходит странное шевеление. Кусты и деревья вдруг резко наклонялись, словно их пригнула чья-то мощная рука. Стал слышен шум паводка.

Македонянин завертел головой. Гоплиты, только вступившие на мост, спешно разворачивались. Они толкались и кричали, чтобы задние ряды убирались с дороги. Некоторые из воинов, побросав снаряжение, прыгали в воду. Впереди мост был забит сходящими на берег фалангистами.

«Не успеть», – клинком резанула мысль.

Он быстро сорвал с Шейды аркан. Опутав один конец вокруг пояса, завязал другой узлом на ее талии.

Крикнул офицерам: «За мной!»

И бросился к середине переправы, где бревна торцами лежали на плоту, возвышаясь над поверхностью реки. Волна была невысокой, но быстро приближалась, увлекая за собой мусор: ветки деревьев, трупы животных, вырванные с корнем кусты…

Слоны еще находились в воде. Они и приняли удар паводка на себя. Подхваченных волной животных понесло на мост. Гермей увидел прямо перед собой расширенные от ужаса глаза махаута, вцепившегося в ремень попоны.

Он выхватил кинжал. Размахнувшись, со всей силы всадил в бамбуковый ствол по самую рукоятку. Офицеры последовали его примеру. Горстка людей замерла на бревнах, ожидая неизбежного.

И вот слоны врезались в мост. Он словно вздохнул – приподнялся и опал. Бревна со страшным скрипом зашевелились. Казалось, еще немного, и переправа рассыплется словно выпавшая из рук вязанка хвороста. Командир туреофоров страшно закричал – нога провалилась в щель между стволами, которые сжали ее как в тисках.

Толчок отбросил Шейду в сторону. Она упала на край моста, а волна смыла ее в реку. От рывка веревки Гермей едва не выпустил кинжал. Он уперся ногой в бревно, при этом другой рукой ухватился за лиану, которой был связан бамбук. После того, как волна схлынула, река стала успокаиваться.

Гермей за аркан подтащил Шейду к мосту, помог ей забраться на бревна. Апаритка не пострадала, хотя наглоталась воды. Ее била дрожь, она смотрела на македонянина черными от страха глазами. Мост все еще качался под ногами, но стало ясно, что он выдержал удар стихии…

До утра саперы чинили переправу. В течение следующего дня фаланга полностью перебралась на другой берег. Подсчитали потери: погибли три слона, около десятка лошадей, а также пятнадцать солдат – из тех, что плыли самостоятельно. Еще двадцать человек получили ранения разной тяжести. Командиру туреофоров пришлось ампутировать ногу, его жизнь оставалась под вопросом.

Вечером стратеги собрались у костра полемарха. Одетая в мужской гиматий Шейда попросила разрешения подсесть к огню. Офицеры обсуждали случившееся: никто не понимал, что произошло.

– Это Шайок, – сказала апаритка, – приток Синдха, он берет начало в стране Пу[164]. Зимой с гор сползает ледник Чонг-камдан, который перегораживает русло. Река замерзает, но весной вскрывается, образуя огромное озеро. Вода переливается через край, постепенно размывая плотину. Дальше происходит то, что произошло с нами вчера. Никто не может предугадать, когда именно вода прорвет ледник. Нам не повезло…

Когда Гермей привязывал ее к столбу, она сказала:

– Ты спас меня, рискуя жизнью. Почему?

– Потому что обещал Хуману вернуть тебя живой и здоровой. Македоняне держат слово.

В глазах Шейды едва заметно затеплилась надежда.

– Тебе не обязательно меня привязывать. Я не убегу. Апариты тоже не бросают слов на ветер.

Мгновение поколебавшись, Гермей отбросил веревку в сторону.

2

Гатаспа затянулся.

В полумраке чайтьи чиллум полыхнул красным огоньком, а сизое облачко дыма потянулось вверх, добавив к аромату ладана и сандалового дерева запах жженого бханга.

Глухой надтреснутый голос обволакивал и гипнотизировал. Казалось, что он проникает в самые отдаленные уголки пещеры, в каждую щель.

– Познавая себя, ты познаешь Шиву, потому что сознание – это не только деятельность мозга. Оно – часть Шивы. Тех, кто испытывает бхакти, он одаривает сверхъестественными способностями.

«Принцип аналогии, – вспомнил Иешуа «Изумрудную скрижаль», – то, что вверху, то и внизу».

Гатаспа переводил взгляд с одного ученика на другого.

– Вы уже многое умеете, например, заставить других людей выполнять свою волю. А знаете ли вы, что внушение – это опасное оружие? Оно подавляет личность больного, снимает защитные барьеры, в результате чего к физическому недугу добавляется ментальное расстройство. Доводилось ли вам лечить внушением девушек?

Аполлоний покраснел.

– Вот-вот, – усмехнулся пашупат. – Скорее всего, их преданность переходит в навязчивое поклонение. Так?

Тианец смущенно кивнул.

– Дело может доходить до обожествления. А ты заметил, что чем чаще ты применяешь внушение, тем труднее больной выходит из транса?

– Да, – ответил Аполлоний. – Бывает, что в конце лечения он погружается в беспробудный сон. Требуются усилия, чтобы привести его в чувство.

Обсудив с учениками, как лучше всего выводить больного из лечебного сна, наставник перешел к технике гипервентиляции, с помощью которой садху очищают сознание для общения с Шивой.

– Впадая в транс, человек жертвует частичку себя Шиве, – сообщил пашупат. – Если он ее принял, смело продолжайте путь магии. Для беседы с ним необходимо очистить тело. Именно поэтому я просил вас несколько дней ничего не есть. Теперь нужно заполнить мозг эфиром.

Иешуа вызвался первым пройти ритуал. Лег на кошму, расслабился и под присмотром Гатаспы начал делать ритмичные глубокие вдохи. Через некоторое время ему стало казаться, будто голова надувается словно бычий пузырь. Ощущение было приятным, но одновременно возникла мышечная боль вдоль позвоночника, а на лоб словно положили камень.

Почему-то вспомнилось детство. Мать гладит его по волосам и что-то тихо говорит. Он уткнулся лицом ей в живот, чувствуя щекой шершавую поверхность льна, вдыхая запах очищенных цитронов…

Внезапно появилось чувство тревоги. Перед внутренним взором иудея возникло видение: он идет по каменному коридору. Света едва хватает, чтобы видеть стены и пол на расстоянии вытянутой руки. Темнота подземелья настораживает, неизвестность пугает. Ему кажется, что впереди ждет что-то жуткое… Вот коридор делает поворот, за углом – мрачная пустота. Или там что-то есть? Мгновение кажется вечностью. Стиснув зубы, он делает шаг вперед, потом еще один. Сердце колотится. Трудно дышать. Иешуа занес отяжелевшую ногу…

И вдруг!

Он закашлял, его вырвало. Гатаспа быстро повернул его набок. Подождав, пока спазмы пройдут, снова уложил на спину, после чего начал попеременно растирать ему виски и грудь мазью, бормоча заклинания.

Вскоре иудей очнулся.

– Шива не принимает твою жертву, – пашупат озадаченно покачал головой.

Затем сурово сказал:

– Такое случается, если человек находится под охраной другого божества. Шива чувствует это. Ты присягал на верность?

– Да, я не подумал… это моя ошибка. В тринадцать лет я прошел обряд бар-оншин[165]. У меня только один Господь – Яхве. Со мной говорят духи, но я не считаю общение с ними чем-то особенным. Прости.

– Проси прощения у них. Мне все равно, я забочусь лишь о том, чтобы