Вината, которая незаметно увязалась за сестрой, когда та отправилась на половину родителей, пряталась за ротанговой перегородкой. После ссоры с Драупади она испугалась, что та обязательно наябедничает отцу, поэтому с ужасом ждала его гнева.

Затаив дыхание, она прислушивалась к голосам. После слов Маханамы в панике закрыла рот руками.

«И зачем только я рассказала сестре!»

Вината лихорадочно соображала, что делать. С отцом шутки плохи: если принял решение, то не отступится от задуманного.

Она бросилась назад, улеглась на тюфяк и притворилась, что спит. Вскоре Драупади юркнула за занавеску, где посапывал Чакри. Вината полежала еще немного, чувствуя, как колотится сердце.

«Бхима!» – она думала о женихе, замирая от нежности.

Решение пришло внезапно, неотвратимо, отчаянно: «Бежать!»

Еще немного полежав, Вината поднялась.

– Ты куда? – спросила сестра.

– Что-то тошнит, мне молоко показалось несвежим.

– Молоко как молоко, – проворчала Драупади, поворачиваясь на другой бок и ласково поглаживая живот. Чакри заворочался, запыхтел спросонья, но лишь теснее прижался к жене.

Выскользнув из дома, Вината бросилась к забору, по пути раздвигая тяжелые мясистые листья банановых деревьев. Отодвинула засов, проскользнула через ворота, метнулась к откосу. Вот и балка, где она обычно пасет скот.

Брахманка торопливо спускалась по знакомой тропе, залитой лунным светом. Иногда встревоженно оборачивалась назад, чтобы посмотреть, не бежит ли кто за ней. Нет, никого, лишь громады баньянов да черные скалы на фоне сиреневого неба.

Огибая валуны, натыкаясь на стволы и хватаясь за ветки акаций, чтобы не упасть, Вината выскочила на берег реки. Танаса неспешно несла темные воды к Такмакским горам. Куда дальше? Она не задумывалась, в какую сторону бежать. Ей было все равно – лишь бы подальше от дома.

Осмотрелась.

Паромщик оставляет плот на песке, он должен быть где-то здесь. А вот и шест. Рядом раздался плеск – несколько крупных гавиалов, напуганных появлением человека, решили уйти на глубину.

Она сдвинула плот в воду. Выбравшись на стремнину, вытащила шест. Течение несло ее на запад.

Небо из сиреневого сделалось фиолетовым, потом иссиня-черным.

Вината сидела, обхватив колени руками. Она думала о том, как найти Бхиму. Ей казалось, что он где-то рядом и тоже ищет ее. А как же иначе, ведь он обещал вернуться. Путь от Озене неблизкий. Любимый наверняка уже в дороге, значит, она просто движется ему навстречу. Ее совсем не беспокоило, что на необъятных просторах плато Мадхья Деса найти друг друга будет невозможно.

Вината улыбалась, вспоминая, как Бхима брал ее лицо в свои руки, его светящиеся любовью глаза, ласковые прикосновения, горячие губы…

Танаса сильно обмелела за зиму. Плот то и дело упирался в покрытые кустарником островки, норовил заплыть в протоку. Тогда она снова бралась за шест. Тихий плеск воды убаюкивал. Вината временами проваливалась в сон, а просыпаясь, вздрагивала от осознания того, что совсем одна и находится далеко от дома.

Вскоре посвежело, тогда Вината накинула на голову край сари. По обеим сторонам реки выросли горы, при этом течение ускорилось. Отчего-то в душе росла тревога, но она пока не могла понять ее причину.

Вдруг ее обожгло страхом: «Такмакские пороги!» Пришло запоздалое раскаянье: раньше надо было подумать о гиблом месте, про которое рассказывали отец и двоюродные братья.

Вскочив, Вината заработала шестом, но плот плохо слушался. Впереди отчетливо нарастал шум воды. Она бросилась на колени и начала суматошно загребать воду обеими руками. Плот лишь вертелся, ударяясь о подводные скалы. И неумолимо приближался к обрыву.

«Мамочка!», – взвизгнула Вината, понимая, что больше ничего не может сделать.

Прижав руки к груди, она с ужасом смотрела вперед, туда, где вода, потеряв плавность течения, бурунится, чтобы рухнуть в темноту…

Рассветное солнце разогнало последние клочья тумана, когда на берег Танасы выехали вооруженные всадники.

– Смотри, Скилур, – сказал один из ассакенов, – там кто-то лежит.

Воин указал камчой в сторону покрытого засохшей тиной берега. Двое слезли с коней и неспешно подошли к утопленнику. Успокоившаяся после падения с обрыва вода доходила сюда плавными длинными волнами.

– Маруха! – удивился сотник. – Вроде не синяя. Ну-ка займись ею, – приказал он второму.

Тот наклонился над телом, послушал сердце.

– Живая, только очень холодная… Видать, замерзла, пока плыла, силенок хватило только на то, чтобы выползти.

Он потрогал воду.

– Точно, ключи бьют. Я бы коня здесь купать не стал.

Винату начали тормошить, похлопали по щекам. Когда она дернулась, закашляла, перевернули на бок, поддерживая голову. Ее вырвало серой слизью.

– И на кой она мне? – сам себе вслух задал вопрос сотник.

Брахманка долго приходила в себя. Наконец села, испуганно озираясь. Вокруг стоят вооруженные люди в странной одежде – кожаные куртаки, заправленные в сапоги штаны, кулахи. Один из них так просто урод: лицо пересекает шрам, единственный глаз смотрит зло. Разговаривают на чужом языке.

– Ничего такая, – одобрительно проронил Скилур, оглядывая Винату в облепившем тело мокром сари.

Остальные зацокали языками.

– Может, мы ее того… употребим? – с надеждой в голосе спросил один из воинов.

Скилур молча смотрел на ожившую утопленницу. В его голове зрел план.

– Нет, – уверенно заявил он и жестом показал: встань!

Затем бесцеремонно ощупал ее грудь и бедра, не обращая внимания на сопротивление. Стиснув щеки железными пальцами, заставил открыть рот и осмотрел зубы. Удовлетворенно крякнул: отличный подарок для хазарапатиша – командира тысячи всадников, в которую входит сотня Скилура. Вернуться из рейда с пленницей еще и лучше – вроде как не с пустыми руками.

Винату подсадили на коня.

Когда она поняла, что придется скакать, тесно прижавшись к всаднику, от которого разит потом и чесноком, то невольно отстранилась. Тот повернулся, жестами давая понять, что нужно обнять его руками. Воины в голос заржали.

– Уходим, – жестко приказал сотник. – Громко не разговаривать. Смотреть в оба. Не забывать, что мы в тылу врага.

Отряд ассакенских лазутчиков двинулся вдоль берега Танасы в сторону Аравийского моря. Постепенно шум водопада затих, уступив место звукам рассветного леса.

Гатаспа продолжал знакомить учеников с религией предков.

Как всегда, рядом с ним стояла наполненная то ли араком, то ли тодди тыква-горлянка, из которой он периодически прихлебывал. Пашупат всегда делал большие глотки, не важно, крепкий напиток или нет. Просто иногда пьянел быстрее, чем обычно. И так же быстро трезвел.

Сначала он рассказал о том, что в глубокой древности арии верили в богов «Ригведы», которые олицетворяли природные явления. Их родиной в те времена были степи у подножия Рипейских гор[156].

– Никто не знает, – сказал он, – почему они оставили насиженные места, но однажды несколько племен направили кибитки к Гирканскому морю[157], а потом еще дальше на юго-восток, к реке Балх, в предгорья Хиндукуха… Здесь арии и обосновались на долгое время, считая, что получили эту землю от степных богов. Лишь завоевав через