Шрифт:
Закладка:
Ратманов постучал. Но дверь была заперта. Прислушался. Постучал еще раз. Опять двадцать пять! Этот Двуреченский вечно играл с ним, как кошка с мышкой. Когда хотел – появлялся, когда не хотел – исчезал, никогда не отчитывался и не извинялся. При других обстоятельствах Георгий никогда не стал бы близко общаться с таким человеком!
Но маятник внизу уже давно пробил время обеда. Жора понуро спустился вниз. Возникла мысль снова пригласить Стешу, но та была в делах. И он решил пойти один.
Вышел из управления, вдохнул морозного воздуха – на улице хоть и была зима, но не столько холодная, сколько обдающая чистотой и свежестью, в XXI веке такого уж нет. Быстро дошел до калачной. Спустился в полуподвал и изменился в лице…
Викентий Саввич как ни в чем не бывало сидел за одним из столиков с полной корзиной мучных изделий и словно дожидался только его одного.
– А, Гимназист, подь сюды, – махнул чиновник, и в этот момент его особенно сильно захотелось ударить.
Ратманов не сошел с места.
– Да поди ж ты сюда, говорю, – повторил Двуреченский нетерпеливо. – Уже четверть часа тебя здесь дожидаюсь.
У Георгия слегка натянулись нервы. Но он подошел. Схватил из корзины самый большой пирожок. И даже не присев, демонстративно употребил его в пищу.
– А аппетит хороший нагулял, свежо на улице сегодня, – констатировал Двуреченский и подвинулся, чтобы Ратманов сел рядом. – Давай, давай, я не кусаюсь.
Оценив обстановку, Георгий занял место напротив.
– Ну как знаешь, – прокомментировал коллежский секретарь.
– Мы вообще-то договаривались встретиться в твоем в кабинете, прежде чем вместе пойти на обед, – напомнил агент.
– Да? – почти удивился Двуреченский. – Работы много, не припомню таких тонкостей, за всеми не уследишь… Но спасибо за приглашение!
– Ты же сам меня позвал…
– Ды ты что? – Чиновник умел взбесить. – А не ты ли позвал меня на обед?
В этот момент попаданец подумал, что у его визави действительно могла быть амнезия. Потом еще свалит на нее, когда выяснится, что забыл о будущем по вполне естественным медицинским причинам…
– Ладно, неважно, – сказал он вслух. – А важно, что мы хотели обсудить некоторые рабочие вопросы.
– Рабочие вопросы? А что там обсуждать?
– Например, что происходит с Казаком, да и с Дулей…
– А что с ними? Живы-здоровы! – Двуреченский издевался? – Ежели ты о том, стоит ли их сейчас ловить? Мой ответ: нет, не стоит. Пока Матвей Иваныч и его громила снова в силе. Не нашего поля ягоды на текущий момент. А дальше видно будет.
– А что с Монаховым?
– А что с Александром Александровичем?
– Слушай, перестань бесконечно отвечать вопросом на вопрос. А то чувствую себя как в кабинете психиатра…
– Смешно. Заболел Монахов, инфлюэнца. – С этими словами Двуреченский достал из корзины очередную булочку и принялся мять ее, прежде чем съесть.
– А что можешь сказать о нашем общем коллеге, фон Штемпеле? – Георгий еще не знал, в какую степь развивать тему со своим якобы родством с бароном и их общей предполагаемой ландаунутостью. Но не поинтересоваться тоже не мог.
– А что я могу?.. Прости… Вопросы такие, что вопросом на вопрос на них ответить было бы проще всего! Достойный человек, служака, офицер до мозга костей. Повезло Романовским торжествам, что он один из их кураторов… Немного перегибает иногда, выпячивая на первый план Охранное отделение, ну так я бы точно так же делал на его-то месте!
– Понятно… Ясно… Исчерпывающе…
– Что там тебе ясно?
– Ничего… А что с твоим домом в итоге? Установили поджигателя?
– Филипп, – отмахнулся чиновник.
– Все оказалось проще, чем я думал.
– Да, Филиппушка, старик мой, недоглядел, головешку на ковер бросил, такое и раньше за ним водилось.
– И что теперь ему будет?
– А что ему будет? Ничего. Старый уже, говорю ж. Официально и не на службе. Считай, свой человек в доме, да и только…
– Значит, я больше не под подозрением?
– Типун тебе! – Двуреченский аж перекрестился. – Что ж ты говоришь такое?
– То, что ты сам мне говорил.
– Да это ж я просто к слову, не принимай близко…
Чиновник снова принялся есть. А Георгий даже принял его слова за извинение:
– Ладно. А где ты сейчас живешь?
– Да на Моховой, служебная квартира, давно предлагали в нее въехать, – признался Двуреченский.
– Понятно… Тогда пойду я…
– Кстати, Новый год на носу. Ты решил уже, где и с кем?..
Ратманов даже не поверил – снова будет разводить его на что-то?!
– Тогда на Моховой, тридцать первого, скажем, в восемь вечера! – Чиновник поставил в конце разговора жирную точку и даже восклицательный знак.
Действительные намерения Двуреченского все еще оставались непонятными. Но праздновать больше было не с кем. Потому отполировали договоренность ароматным китайским чаем «кокусин розовый», который шел в комплекте с тарелкой пирожков. Жизнь потихоньку налаживалась. Они снова были подельниками, что бы это ни значило…
Глава 10. 1913–й
1За новым 1913-м впоследствии закрепится слава последнего спокойного года Российской империи. И действительно, экономические показатели были на высоте – с ними потом еще долго все будут сравнивать советские и постсоветские любители статистики. В политической сфере тоже – тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить – все обстояло достаточно ровно, по крайней мере, внешне. После убийства в конце 1911 года жесткого политика Столыпина пост премьера занял тихий хозяйственник Коковцов, до того много лет возглавлявший Министерство финансов.
Тучным годам не видно было ни конца ни края. И весь 1913-й представлялся поклонникам самодержавия временем единения царя с народом и апофеозом правления не только Николая Александровича Романова, но и всей династии. Ну а главным событием, безусловно, должны были стать грандиозные юбилейные торжества. Об этом писали тогда все газеты.
«В ознаменование 300-летия царствования Дома Романовых рижская городская дума ассигновала 422 тысячи рублей на санаторию, памятник в Костроме и храм в Петербурге».
«Измаильский коммунальный совет в ознаменование 300-летия царствования Дома Романовых постановил сложить с беднейшего населения 10 000 руб. недоимок».
«Полтавское губернское земское собрание ассигновало 163 000 руб. на устройство санатории для легочных больных в память посещения государем императором земского дома».
«К юбилею 300-летия царствования Дома Романовых в Москве в мастерских Строгановского училища изготавливаются драгоценный ларец и большое блюдо для хлеба-соли. Ларец чеканного серебра, с эмалью, живописью и самоцветными камнями, украшен четырьмя портретами государей из Дома Романовых».
«Для России приближаются великие дни. Призвание Первого из Дома Романовых (Михаила Феодоровича) – факт чуть ли не единственный в истории человечества. Это выражение воли целого народа, получившего от Господа право самоопределения, право выбора той формы, в которую должна будет сложиться его жизнь – политическая и общественная. Обыкновенно династии воцаряются по праву завоевания, в лучшем случае – по праву победы, то есть все же насилия… Одной России Господь дозволил иметь государей, выбранных свободной волей народной».
«Во всех конторах и почтовых отделениях г. Петербурга за последние дни наблюдается усиленный спрос на юбилейные почтовые марки,
