– И это нормально?

В ответ чиновник для поручений лишь многозначительно взглянул на Жору и снова отвернулся.

– Он меня чуть не убил в прошлый раз! Да что меня, нас чуть не убил! – не смог сразу успокоиться Георгий.

– Говори на полтона тише, – процедил Викентий Саввич сквозь зубы. – А если что-то не нравится, сам подойди к герою четырех войн и обладателю полдюжины высших орденов Российской империи. И не забудь поздороваться с командующим Московским военным округом и генерал-губернатором, стоящими на той же трибуне…

– Как мне все это… – недосказал Ратманов, в ту же секунду осознав, что от него все равно ничего не зависит. – Кстати, а где Монахов?

– Заболел.

Двуреченский даже улыбался. А Казак так и вовсе – демонстрировал все свои зубы, в том числе один золотой. И когда его взгляд вновь упал на бывшего «начальника штаба» банды, Жоре стало не по себе: показалось, что могущественный атаман все помнит и все еще опасен…

Вдобавок в толпе и даже в полуметре над ней возникла голова рослого Дули. Еще один несостоявшийся убийца Ратманова, да и Двуреченского тоже, как ни в чем не бывало наблюдал за происходящим.

Почесав в затылке, Георгий спросил Двуреченского уже без надрыва:

– Викентий Саввич, а этого тоже не будем ловить?

– Цыц! Мешаешь смотреть! Занимайся своим делом! Так сама собой отпала задача по поиску оставшихся подельников. Формулировка «занимайся своим делом», вероятно, подразумевала, что бывший Жора Гимназист не должен обращать внимания на прежних преступников и убийц, ежели действующему начальству так стало угодно…

Много времени отнимало и знакомство с условиями новой службы. Агент второго разряда каждое утро начинал с посещения одного из «своих» участков. Он разговаривал с коллегами – сыскными надзирателями, прикрепленными к участку, обходил с ними территорию, записывал подозрительные адреса, фамилии скупщиков краденого и укрывателей воров. Навещал тех фартовых, кто отсидел в тюрьме и сейчас находился на свободе, и вел с ними профилактические беседы. В целом это напоминало работу участкового во времена Юры Бурлака, поэтому новичок схватывал все на лету. Коллеги видели это и начинали проникаться к нему уважением. За неделю Ратманов походя раскрыл две кражи со взломом запоров и преград, а также разбойное нападение с покушением на личность. И это будучи фактически стажером! Фонды его в Малом Гнездниковском повысились настолько, что Стеша теперь по утрам ласково подавала ему руку для поцелуя. А Кошко выписал неофиту двадцать пять рублей «на гуся» – так в полиции и жандармерии называли наградные к Рождеству.

Также и Викентий Саввич присматривал за «подельником», правда, создавая ощущение не столько заботы, сколько своеобразного железного колпака. А Георгий, чуть отойдя от истории с пожаром, в устройстве которого его подозревали, разок даже выбрался посмотреть на пепелище, оставшееся от дома чиновника. Все-таки в той бумаге были еры и яти? Или он действительно обнаружил след из будущего? Ну и если последнее, наследил уже новый Двуреченский или сбежавший из его тела Корнилов? Вопросов без ответов оставалось еще много. Слишком палиться, якобы случайно прогуливаясь вокруг бывшего дома коллежского секретаря, тоже не следовало. А вдобавок на пути Ратманова снова оказался репортер «Московского листка» Кисловский, фотографирующий руины. Вот уж кто в каждой бочке затычка. Правда, на этот раз распускать кулаки не хотелось, и Георгий просто вернулся в свою меблирашку…

О Рите уже и думать забыл. Вернее, вспоминал ее каждый день, но в то же время поставил крест на попытках вернуть девушку. Уж очень болезненно проходили обе их последние встречи. Вдобавок Ратманову продолжали сниться странные сны. Косвенно связанные и с Ритой, но не совсем. Не столько эротические, сколько кинематографические… По ночам Жора снова и снова прокручивал в голове последние кадры своего пребывания в будущем, телепортацию в прошлое, встречу с Ритой и другими знакомыми персонажами. Словно киномеханик, в расписании которого был всего один фильм, который он крутил нон-стоп в течение всего дня.

При этом Ратманова продолжали одолевать неизвестные голоса. И разговаривали они все больше не с ним, а скорее про него, где Георгий выступал лишь в роли безмолвного слушателя. А потом и вовсе забывал все сказанное. Запоминая только последнюю фразу, и то в лучшем случае. На этот раз фраза была следующая:

– Он точно нас не слышит? Может, проверим? – осведомился обладатель довольно низкого мужского голоса.

Ратманов не поленился, вскочил с кровати. Наскоро одевшись в домашнее, но приличествующее выходу в общий коридор съемной квартиры, вломился в соседнюю комнату. Пусто.

Потом в другую, где сосед, бедный певец из массовки частной оперы Зимина, предавался плотским утехам с неизвестной из квартала красных фонарей на Грачевке.

– Тебе чего? – тонким, фальцетоподобным голосом осведомился сосед.

И было абсолютно очевидно, что во сне с попаданцем говорил не он. И уж наверняка не его девушка.

Ратманов постучался к хозяйке – ее комната шла следом. Женщина перекрестилась и приоткрыла дверь. А Георгию только это и нужно было – удостовериться, что и здесь не было никаких басовитых мужчин…

– Прошу прощения, Лидия Пална, скверный сон приснился, – извинился он и задумчиво побрел обратно.

При этом Жора снова и снова возвращался к мысли, что самым очевидным человеком во всей Москве 1912 года, с которым он мог бы выследить настоящего Двуреченского, то есть Корнилова, и в конце концов вернуться домой в XXI век, по-прежнему оставался Викентий Саввич. Не Штемпель же, о котором он вообще почти ничего не знал… Ну и не Стеша же…

– Что, прости? – Делопроизводитель управления сыскной полиции наконец перешла на «ты». И года не прошло, как говорится.

– Говорю, обед скоро. Не хочешь ли на пироги с вязигой? Обнаружил тут буквально за углом, отборные.

– Да я бы с ра… – Барышня осеклась. А Георгий даже засмеялся:

– Ну чего ты забоялась, зверя, что ли, страшного за моей спиной увидела?

Ратманов оглянулся – позади стоял Двуреченский.

Причем неизвестно, насколько давно.

– Викентий Саввич?

– Георгий… Не помню, как вас по батюшке… На пироги, значит, собрались…

А вам-то что? Мог бы ответить Георгий, однако сдержался.

– Так точно-с, – вместо этого сказал он и даже вытянулся во фрунт.

– Вольно… – Двуреченский скривился. – Пирогов не обещаю, но кое-какие рабочие вопросы будет время обсудить… Стефания Марковна, отпустите молодого человека?

– Да-да, Викентий Саввич, непременно! – Стеша даже покраснела, зачем он с ней так…

– Вот и славно. Тогда через… – Двуреченский посмотрел мимо попаданца на часы, служащие основным украшением первого этажа полицейского управления, – … четверть часа у меня.

Коллежский секретарь поклонился, четко обозначив конец беседы, и удалился к себе. А Георгий снисходительно посмотрел на Стефанию, лицо которой просто пылало в присутствии одного из начальников. Нет, все же молодая и наивная Стеша – не его поля ягода, Ратманову больше соответствуют хитрые и матерые… Так думал попаданец, поднимаясь к Двуреченскому через пятнадцать