Шрифт:
Закладка:
— Спасибо, с Рождеством Вас.
— И Вас тоже, до свидания. — Кавист просто не мог не принять позицию того, за чей счёт ему выплатят зарплату. Лин уже было облегчённо выдохнула и отпустила тревогу, но одно из тел за ней подало голос. И это была лишь первая капля, подсказавшая ей, что она ещё ни раз пожалеет о том, что вышла в этот день за пределы Сан-Себастьяна.
— Ты что, из этих? — перегар незнакомца был до того сильным, что от него слезились глаза. — Ты меня уважаешь? Я атеист, еретик! Что ты скажешь мне, а?
— Ничего. — Сжав подарочный бумажный пакет с только что купленным редким вином, Лин развернулась к мужчине, что успел нависнуть над ней. Помутнённые пьянством глаза ещё выдавали в нём бывшего интеллигента. Средний слой населения был просто не в силах позволить себе напиться в «Дориане Грее».
— Ну вот и оставь своё поганое мнение при себе! Такому тряпью, как ты, не место в цивилизованном обществе. Ты что, хочешь испортить всем праздник? Правильно говорить, — опухшая от количества выпитого спиртного рожа почти что вплотную приблизилась к её лицу, но Лин даже не дёрнулась, — С Новым Годом! — прокричал мужчина так, что и без того красное лицо залилось ещё большей краской. Лин и теперь была точно уверена, что этим существом не может быть фолк. Это точно был человек. — С Новым Годом, чертовка! Что, решила почтить своего любимого Иисуса новым подношением? Дак знай же, что вся Ньюэра легла под него, лишь бы он простил треклятого председателя Медчера, да вот только тому всё равно пришлось отплатить судьбе по старому долгу женой и сыном! Думаешь, я этого не знаю? Чёрт возьми, да я всё ещё трясусь каждый раз, как колю себе долбаную вакцину, и ссусь под себя же из-за страха стать больным монстром!
Когда охрана отвела его на один из диванов, принадлежащий их частым гостям, мужчина взвыл так, словно бы и правда всю жизнь опасался с наступлением нового дня обратиться в одного из, как их называли, Инфицированных. Но такого просто не может быть. Никто ещё не покидал Ньюэру не зависимо от того, какими связями сумел обзавестись за долгую жизнь в Центре. Будь ты хоть самим председателем Медчером, от однажды обретённых оков Нью тебе всё равно не избавиться. Любая дорога становилась тебе недоступна лишь потому, что вирус из твоей крови неустанно норовил покинуть тело и придаться утехам с кем-то другим. Но от них никто, кроме него самого, удовольствия не получал.
Лин вышла из «Дориана Грея» совершенно точно убеждённая в двух вещах: в том, что Хён Сок без лишних раздумий прострелил бы голову тому, кто только что надрывал горло над её ухом, и в том, что от того этот день стал бы ещё хуже. Падать ниже было уже некуда. Каблуки Квон Лин и без того стучали о самое дно.
А в метро пахло просто ужасно. Даже цитрус с примесью шоколада, витавший в воздухе среди пустых разговоров и праздничных обещаний, не мог спасти Лин от назойливого запаха пластика и запыхавшихся тел. Она давно не пользовалась общественным транспортом, не проходила через турникеты и не касалась ледяных металлических поручней. Хён Сок отдал ей свою машину и даже бровью не повёл тогда, когда она перестала её возвращать, но теперь Лин была намерена это справить. Того безжизненного призрака, что вместо брата встретил её на больничной койке, она уже не сможет забыть. С тем, чтобы начать исполнять обещания, тянуть больше не стоило. Хоть Лин и не хотела воздавать ему по вдруг возникшим заслугам и признавать в брате героя, она не могла не согласиться с его достоинством. Хён Сок не заслуживал почестей, не был образцовым братом и даже просто хорошим человеком, но ценность жизни его не могла и дальше оставаться ею непризнанной.
С самого утра на шее Лин уже была невидимая розовая вода. Глаза её блестели, кожа сияла, а платье идеально выделяло то, что должно было подчеркнуть. Она всегда основательно готовилась к каждой встрече с ним, тщательно повторяла всё то, что они недавно проходили в колледже на случай, если он вдруг об этом спросит, и держала при себе нераскрытую упаковку сигарет его любимой марки. Лин купила её сразу же, как узнала о его привычке в обеденный перерыв скуривать ровно три сигареты. В пачке их было двадцать, а потому каждую неделю он неизбежно хотя бы раз попадал в её ловушку. Парень просто не мог отказать ей в желании провести с ним лишние полчаса после того, как она сама добавляла ему недостающую сигарету, что, конечно же, по воле случая всякий раз оказывалась у неё в кармане. Он ещё ни разу не спрашивал, зачем она носит их с собой без зажигалки.
Ни мужчины, ни женщины на неё не смотрели, но Лин хотелось думать, что когда-нибудь кто-то из них наконец заметит этот новый бледно-голубой платок, что бантом лёг под её подбородком, своими волнами ниспадая в распущенные волосы. Она не засматривалась в окна, не заглядывала в двери, не обращала внимания на шумных пассажиров, да только лишь грезила мечтами о том, как чей-нибудь взгляд упадёт на нарядный бумажный пакет у неё в руках так, словно бы это внимание одобрило бы все её действия. Чужой взор мог зацепиться за имя винной лавки на свёртке, скользнуть по рукам и заметить, как прилежно она его держит, будто бы сама ни за что в жизни не попробовала бы алкоголя. Она сидела с видом, напоминающим ученицу старшей школы. А всё лишь потому, что сама Лин после выпуска ни разу не чувствовала себя самой собой. Для неё всё было куда проще в те дни, что она проводила под присмотром учителей, точно знающих, что и как ей нужно делать. Теперь же Лин ни на грамм не была уверена, что даже в вагон метро зашла подобающе и не обронила собственную душу на те рельсы, над которыми трясся её вагон.
Потом он разбил её бутылку вина. Точнее, она как-то сама раскололась, когда Лин выронила пакет из собственных рук. Но всё это случилось из-за него, просто зло своё он совершил с
