помощью Лин. И злом этим стал настоящий грех. Он был змеёй. Он искусил её, предал, заставил верить, что она ещё может на него понадеяться, стоит ей лишь обратиться к нему, парню, безропотно доверяющему каждому её слову, которого она всегда могла поддержать и пленить в своём сердце. Но теперь весь тот обман, что она сама себе придумала, обернулся для неё глупой шуткой, ведь пока Лин страдала без возможности его исцелить, он своим безотрадным лицом измывался над её глупыми мечтами стать для кого-то особенной. Она была не нужна ему. Он держал Лин рядом лишь потому, что она сама ему то позволяла. Ей хотелось быть для кого-то опорой, но пока её не было у самой Лин, надеяться на неё ни для кого не было смысла. А она всё никак не хотела этого понять.

Он стоял в дверях в своей растянутой футболке и серых домашних штанах. Тёмные волосы его были растрёпаны, а серые глаза безучастно смотрели куда-то сквозь Лин. В квартире кто-то шумел, а маленькие ножки шлёпали по паркетному полу. Ему было не до неё. Опять. И так было каждый раз, как она заходила к нему, чтобы предложить своё никому не нужное неравнодушие.

— С Рождеством… — Начала было Лин, но голос, одним лишь своим твёрдым тоном повелевающий ей уйти, не дал закончить ещё не поднявшийся шум череды добрых слов и пожеланий всего наилучшего. Его взгляд упал на чёрное стекло в её руках, и глаза не смогли оторваться от штампа винодельной Сафэкса.

— Ты не должна вот так приходить, мы с тобой ни раз говорили об этом. Я просил тебя не приносить в мой дом ничего, что может напомнить о ней. — Он тяжело выдохнул, даже не подумав поёжиться от прохладного воздуха улицы. — Слушай, Лин, то, что я иногда обращаюсь к тебе за одолжением, не значит, что ты можешь делать со мной всё, что захочешь.

— Но как? Я же…

— Я бы не стал это пить. Никто бы не стал в моём положении. — Парень ладонью накрыл глаза, скрывая то ли разочарование, то ли смесь печали с красной паутиной вен от лопнувших капилляров. Он снова провёл ночь без сна. Лин могла бы вечно смотреть на него такого, беззащитного и открытого перед ней в своём самом незапятнанном виде. И ей мучительно сильно хотелось надеяться, что она одна может быть допущена к нему такому. Без тапочек и верхней одежды, без лишних притязаний и правил приличия. — Ты хотела забрать машину? Я же сказал, что сам привезу её.

— Ладно. — Лин сильней стиснула горло бутылки, на котором ещё виднелись ледяные капли. Пара её отпечатков осталась в том месте, где она аккуратно касалась её в метро. Лин нарочно спешила, чтобы вино не успело впитать в себя посторонние запахи и не лишилось прежней сладости. Он должен был это заметить. Он должен был его попробовать и почувствовать вкус духов, которыми она всегда душила свои запястья и шею перед встречей с ним.

— Тебе нужны конспекты?

— Что?

Наставлять кого-то всегда было её задачей, но он был вправе лишить Лин последней радости. Он имел над ней власть с их первой встречи и того самого дня, как она увидела его изнеможденное лицо на одном из занятий в колледже. Он ничего не смыслил, а она знала всё, и даже больше, ведь никакое другое дело не было ей под силу. Лин ничего не умела, ничего не хотела, но всегда преуспевала в учёбе. Ей лишь нужно было обогнать старшего брата и заставить его собой восхищаться, а успехи в обучении одной из самых престижных профессий много весили не в одних лишь его глазах. Но Лин никогда не любила медицину. А этот парень любил. Глупый черноволосый парень, всегда бывший для неё незнакомцем.

— Тебя долго не было в колледже.

— Хочешь знать, где я была?

— Нет. Но я предлагаю тебе помощь.

Это могло бы польстить ей, но Лин терпеть не могла становиться в подчинённое положение. Ведь она уже была в нём. Всю свою жизнь Квон Лин в ком-то нуждалась. Разве она выглядела как человек, которому нужна помощь? Если бы ей кто сказал это раньше, она бы не выдержала. Никто не смел указывать Лин на то, что ей тоже необходима поддержка, а особенно тот, кто сам не мог без неё. Но горькая правда ножом застряла в истерзанном сердце.

— Я могу получить её сегодня?

— Машину? Конечно. Почему ты спрашиваешь у меня? — парень похлопал себя по карманам в поисках ключей, но понял, что оказался перед Лин во всём домашнем. — Одну минуту.

Он повернулся к ней спиной, и ещё до того, как пропал в прихожей и случайно открыл ей то, что его футболка оказалась вздёрнута где-то на поясе. Лин просто хотела знать, сможет ли он помочь ей сегодня. Она и не думала отнимать у самой себя повод очередной раз увидеться с ним, когда он привезёт ей авто её брата, но он решил лишить Лин и такой возможности. Он просто не мог не понять, что ей нужно, но решил спрятать своё намеренье за нелепым недопониманием.

Ни одобрения, ни порицания — вот настоящее наказание для человека, что никак не мог поверить, что его жизнь не затерялась на просторах космоса, зацепившись за всеми забытый спутник. Он не мог заржаветь, но её душа уже это сделала. С ней всегда так поступали, а она со всё тем же набором надеялась на что-то новое. Лин никак не могла принять того, что ей нужно меняться. Если Хён Сок и Кэсси никогда этого не делали, то почему она вдруг стала обязана? Кажется, Лин оказалась первой, кто понял, что что-то в их жизнях вот-вот должно сломаться. Но её собственная перемена была для неё нестерпимой мукой.

Безумие топтаться на месте и надеяться, что ноги вдруг сами пойдут. Лин не знала дороги, да и знать не желала, но он дал понять, что ей нужно уйти. Пока его руки в поисках ключей шарили по единственной куртке, её потянулись к его футболке. Одним лишь неверным движением она задела его ледяную кожу, и этого оказалось достаточно, чтобы он вдруг запретил ей себя касаться. Всё то был он — и спутанные кудри, и одна единственная морщинка, что всегда лежала между его бровей от того, как часто ему приходилось хмуриться. Пальцы его вечно цеплялись за края одежды так, словно бы деть их куда-то было ему жизненно необходимо, а обои