это… ты же уже не первый раз, да? Или первый?

– Да, давно, и нет, не первый, — спокойным ровным голосом ответил Виталий. – Я же сразу после выпускного ушёл в монастырь. На следующий день. Дальше рассказывать и неинтересно, и нельзя. Ведь ордена официально не существует, а значит, и вычитку бесов никто не проводит. Нельзя. Так что, дядь Миш, просто верь, и не в коем случае не входи в комнату во время обряда!

Чтобы отогнать тяжёлые мысли, дядя Миша спросил первое, что пришло на ум:

– Виталик, ты женат? Дети есть?

– Какая мне семья, с такой-то работой? Семья — это слабое место, а мне слабость по сану противопоказана. Я даже кофе пью без сливок, чтобы не расслабляться, — грустно пошутил экзорцист, но судя по взгляду собеседника, тот принял это за чистую монету. Впрочем, разубеждать его Виталий не спешил.

Дальше шли молча. В квартире пахло уксусом и полынью, а все зеркала были завешаны. Виталий вопросительно вскинул брови, а Михаил развёл руками и шёпотом рассказал:

Мать. Неделю назад. Женька сильно плакала, а на следующий день после похорон на кладбище начала смеяться, как сумасшедшая. Я и подумал, что она тронулась, но она раскидала нас, трёх мужиков, как щенков и начала проводить на материной могиле какой-то жуткий ритуал. Еле-еле притащили её домой, а утром я увидел в комнате, на потолке, прямо у люстры, следы босых ступней.

Последние слова Михаил проговорил уже перед дверью в Женину комнату, которая была не просто заперта снаружи, но ещё и вся изрисована крестами. Хмыкнув, Виталий выждал момент между ударами сердца и смело шагнул внутрь.

На широкой незаправленной кровати сидела измождённая женщина лет тридцати – тридцати пяти в чёрных широких брюках и такой же чёрной толстовке. Её распущенные тёмные волосы спускались ниже плеч, а на губах блуждала странная улыбка, временами превращающаяся в оскал. Евгения медленно сфокусировала полубезумный взгляд на священнике, внимательно оглядела его с ног до головы и жалобно попросила у отца:

– Папа! Убери его, убери отсюда! Не надо…

И тут же расхохоталась грубым мужским смехом. Дядя Миша хотел что-то ответить, но Виталий вытолкал его за дверь, вручив своё пальто и на ходу объясняя, что раз официально нет ни Ордена, ни экзорцистов, то и свидетелям тут находиться ни к чему. Потом сноровисто насыпал на пороге и на подоконнике освящённую соль, а на полу в центре комнаты нарисовал круг. Внутри он зажёг церковные свечи и кадило с ладаном, а снаружи нарисовал три пентаграммы. Женя всё это время пыталась отвлечь его разговорами, в основном рассказывая о том, как весело она провела ночь после выпускного. Видя, что рассказ батюшку не трогает, она начала танцевать и раздеваться, постанывая и прикусывая нижнюю губу.

Когда Виталий закончил все приготовления к отчитке, женщина была уже полностью обнажена и извивалась в странном, неизвестном танце на самом краю кровати. Глядя на это, батюшка усмехнулся и пальцем поманил одержимую к себе. Та с радостью подошла к кругу и призывно улыбнулась. Когда же её лицо оказалось напротив, Виталий обхватил Женю за шею и впечатал ей в лоб потёртое медное распятие. Женщина взвизгнула, захрипела и начала выгибаться, чтобы выскользнуть из рук экзорциста, но тот лишь сильнее прижимал её к себе и выговаривал на ухо низким, проникновенным голосом:

– Ты же бес-искуситель, а ведёшь себя как чёрт! Притом не по происхождению, а по жизни! Это позор для слуги Тёмного Хозяина! Бесовка не может вселиться в женщину, значит, ты пацан! И на что ты, пацан, способен? Раздеться перед попом! Я расскажу об этом первому же попавшемуся бесу, и над твоей глупостью уже через час будет ржать весь ад! Я тебя сделаю посмешищем, дурачок! И неужели ты на полном серьёзе думал смутить меня, взрослого мужика, голым женским телом?

Женя царапалась, выла и пыталась прокусить лёгкий чёрный свитер, в который был одет священник. Её ногти вытянулись, и стали больше похожи на когти, а заострившиеся зубы с лёгкостью бы перегрызли Виталию глотку, если бы он не вымачивал свитер в святой воде. Крупная дрожь прошла по телу женщины, она закатила глаза и высунула изо рта посиневший язык. Тело обмякло, из носа побежала липкая тёмная кровь, а изо рта рвота.

Батюшка спрятал распятие в карман, достал из него нательный крест на шёлковом шнурке и ловко накинул его на шею Евгении. Потом отшвырнул её на кровать, а сам встал в центре круга и, крестясь, начал ритуал отчитки.

– Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именем и добродетелью Господа нашего… — читал он по Библии молитву Христа, которой тот впервые и изгнал бесов.

Женя в это время снова истошно визжала и каталась по кровати, пытаясь стряхнуть с себя крест, но шнурок уже напрочь запутался в волосах и сниматься совсем не желал. Тогда бес сполз с кровати и, устремив взгляд вниз, начал читать на латыни заклятия. Белый шёлковый шнурок задымился, почернел и за минуту осыпался прахом. Тяжёлый серебряный крестик упал на пол и тут же вплавился в линолеум. Бес воровато огляделся, надел штаны, толстовку, и лишь после этого, всё ещё пошатываясь, встал напротив экзорциста. Ухмыльнувшись, он резко вскинул руки вверх и прокричал на латыни древнее заклинание.

В комнате повеяло сквозняком, качнулась люстра, и большой трёхстворчатый шкаф-купе поднялся под потолок. Затем, подчиняясь взмаху Жениной руки, он качнулся и резко полетел в экзорциста. Грохот от удара сотряс весь дом и за дверью испуганно выматерился Михаил, но зайти всё таки не решился. Поднявшаяся до потолка пыль заволокла всю комнату, и только требовательный голос священнослужителя звучал как набат, отражаясь от внезапно оголившейся стены.

– Хороший у тебя мел, святоша, непробиваемый! — сплюнул под ноги бес, оглядывая лежащие по всей комнате обломки шкафа, раскиданные вещи и абсолютно невредимого священника в круге. Затем бес снова взмахнул руками над головой и зашептал заклятия, отчего кучки разбросанной по комнате одежды зашевелились и стали подниматься вверх, собираясь в фигуры. Брюки подыскивали себе пару преимущественно из кофт, юбки предпочитали дружить с блузками, а платья с гордым видом стояли в стороне, демонстрируя этим свою самодостаточность. Следующие несколько минут текстильное воинство всячески пыталось отвлечь Виталия от молитвы, устраивая между собой то бои, а то оргии. Но как ни старался бес, чтение не