Тьма и тишина.

* * *

Много-много лет, осеней, дождей, засух, весен и зим истлевают плоть, ветошь, бывшая когда-то одеждой, картонные упаковки лекарств, призванных улучшить сон, и стеклянные пузырьки со стершимися этикетками, разнесенные ветром на многие ярды вокруг от костей, перетоптанных и изломанных поколениями любопытных, ищущих пропитание диких зверей.

Солнце неизменно согревает благодатную землю. Великан-ясень состарился, вокруг него со всех сторон образовались островки бойкой светло-зеленой поросли.

Океанские волны, песок, живая душа или почерневшие кости – все это грани той самой звездной пыли, которая не что иное, как источник божественного начала.

Ничто не существует отдельно, все есть причина и все есть следствие.

В многоликости сущего кроется его единство.

Часть третья

Чрезвычайная жестокость или любящая доброта?

Глава семьдесят шестая

2016

Сара Вэйн давно живет в Нью-Йорке. Теперь она редкий гость в Синтего.

Но вдруг звонок – это Сара. Звук, запах, смех до слез – это Сара. Вкус, головокружение, пот, тошнота – это Сара.

Вечер, полночь, слова, слова, слова, много слов!

Еще и еще. Обязательно разбитая бутылка. Или стакан. Или… какая разница! Когда тебе хорошо, все остальное абсолютно неважно!

Она исчезала так же внезапно, как появлялась. Только что все были вместе и вот – она уже звонит с другого конца страны и хрипло смеется в трубку.

Это магия Сары.

* * *

Рэй был дома один, когда в прихожей раздался стук. Он взглянул на часы. Семь. Дэви закончила с работой, но за этим следовали часа два, а то и три из ее жизни в архиве. Так было уже несколько месяцев. Она обещала бросить это дело, как только почувствует, что больше нет смысла. Весьма размытая формулировка выводила из себя, но бороться с Дэви бессмысленно.

Рэй открыл дверь навстречу своему изумлению.

Сара.

В ее по-прежнему густых и длинных волосах, которые она никогда не завязывала, четко выделялись седые пряди.

– Вау!!! – с улыбкой обнимая приятельницу, воскликнул Рэй.

На вопрос, когда она приехала, был ответ: «только что», а насколько ты у нас остановишься – «на пару часов».

– Ладно.

Гостья молча вошла и, как обычно, растянулась на диване. По комнате разлился запах виски.

Сара повела разговор обо всем подряд: часто ли здесь туманы, не закрылся ли ее любимый бар, справляется ли кондиционер…

Стоп.

– Почему ты приехала без предупреждения? – перебил ее Рэй.

Та сделала вид, что не расслышала вопроса.

Глоток.

– Эй, что случилось?!

– Рэ-э-э-э-э-э-эй, – ухмыльнулась она.

Рэй потянулся и достал из холодильника банку пива.

Характерный приятный пшик.

– Ты здесь из-за Ройстона? – Одним глотком он осушил половину.

Сара сжала губы.

– Твою мать, Сара!

– Не начинай!

– Но ве…

– Заткнись, Рэй! Какого че-е-ерта я должна это выслушивать?

– …Зачем тебе это?

– Зачем мне что-то другое?

Рэй поднес ко рту сигарету. Запах алкоголя тек по гостиной и растворялся в табачном дыме.

Воздух дышал двумя человеческими силуэтами.

– Скажи об этом Дэви.

Сара медленно покачала головой.

– Она имеет право знать!

Тяжелый воздух пристально наблюдал за тем, как большой глоток жидкости обжигал горло и разливал тепло по ее нутру.

– …Ты права. Все мы долбаные эгоисты!

– Твоя жена…

– Оставь ее в покое!

Мысли текли и растворялись в воздухе.

Воздух – синоним пустоты.

И тогда пустота заговорила мужским голосом:

– Я вырос в Окленде, Калифорния. Мои родители погибли в Биг-Суре, когда мне было десять. Они оставили меня под присмотром бабушки, уезжая на неделю с палаткой в дикое место. Никто не знает, что там произошло. Полиция предположила, что они много выпили и поссорились, в темноте и пылу эмоций не заметив обрыва. Их тела распороли острые скалы. Я не знаю, во что верить, потому что за десять лет ни разу не видел, чтобы они выясняли отношения или напивались. Хоронили в закрытом гробу. У меня осталась только бабушка. Был еще дед, он жил где-то в доме престарелых. Но, насколько мне известно, он продержался недолго со своей женой после смерти сына… Так вот, бабушка учила меня самому заботиться о себе. «Никто, – повторяла она, – никто никогда не сможет понять тебя так, как ты сам. Никто не узнает, что тебе по-настоящему нужно. Слушай себя, всегда оставляй последнее слово за собой и принимай решения в одиночку». Ее не стало после моего совершеннолетия. Так я избежал детского дома и заимел багаж знаний о выживании в этом мире. Никто не придет к тебе на помощь, кроме тебя самого. Уже со средней школы я видел себя только копом, защищающим свои личные границы, и других людей.

Пустота звенела.

Пустота стала зеркалом, отразившим голос, и теперь он зазвучал с другой стороны.

Воздух пропитался насквозь густым и терпким женским тембром:

– Я родилась в Восточной Германии. Моя мать не знала отца. Она уже была неизлечимо больна, но нашла в себе силы родить меня. Первые шесть лет жизни я наблюдала, как она умирает. Когда я впервые пошла в школу, мне еще не было семи. В этот день пришла соседка и сделала мне с собой бутерброды. А я наблюдала в окно, как мои одноклассники идут в школу… как их ведут за руку счастливые родители. Они улыбались, а моя мать теперь лежала в постели, не шевелилась и молчала. Я вообще никогда не слышала ее смех. Я очень хотела, чтобы все это скорее закончилось. Не знаю, что именно я тогда вкладывала в понятие «все», но я очень хотела, чтобы хоть что-нибудь принесло мне радость. Прошло несколько недель. Однажды, возвращаясь домой, я увидела толпу людей у крыльца и обрадовалась. Подумала, что за мной кто-то приехал, и побежала. Но меня схватила миссис Эвис. Она громко кричала и совершенно сбила с толку. Я чувствовала: что-то происходит. В ответ закричали люди. Из этих перекрестных воплей я уловила, что мать умерла.

И в эту же минуту ощутила облегчение.

Прошло сорок два года, а меня до сих пор не отпускает то самое облегчение, Рэй. Будто мне позволили вдохнуть, будто сказали «больше тебя ничего не держит, ты свободна». Как будто своей смертью моя мать дала мне благословение на счастье.

Сара улыбалась, задумчиво глядя в окно.

– Дом продали, опекунство оформила миссис Эвис, оставшись в плюсе. Деньги от продажи пошли на мое содержание и обучение. А в двенадцать я сбежала в Штаты. Добралась до Нью-Йорка и даже не пыталась пойти вновь учиться. Меня никто не искал, и я в полной мере ощутила ту самую свободу. Разумеется, я связалась с местной бандой. Мы промышляли воровством и преуспевали в этом до поры. Уже не помню, как именно нас поймали, но наш главный сдал всех с потрохами. Тогда во мне впервые всколыхнулась ненависть к подобным группировкам, и я поклялась себе отомстить. Я была единственной, кто безоговорочно согласился сотрудничать с органами, и рассказала все подробности. Меня душила ярость. Я ненавидела своих бывших компаньонов и отчаянно желала, чтобы они получили по заслугам.

И тогда все сложилось.

Я позволила устроить себя в интернат для подобных мне, чтобы закончить школу.

Я была нелегалом, родителей своих не знала, родственников не имела, так же, как и гражданства.

В полицейской академии мне отказали. Мне исполнилось девятнадцать, когда надежды мои рухнули. И тогда появился Марк. Кажется, среди родственников у него был кто-то из Германии, в общем, мою историю он одобрил. Он был старше меня на три года, высокий, улыбчивый, коренной американец. Мы друг другу понравились. Настолько, что весьма быстро я склонила его к женитьбе. – Сара усмехнулась. – Он был не против приключений, а свадьба как раз была из той серии. Его родители были обеспечены и консервативны, но я сделала все, чтобы их очаровать. В итоге они не поскупились на торжество двух влюбленных сердец… – Она сделала большой глоток.

– Он бросил тебя?

– Да, сразу после того, как меня бросил и мой ребенок, ха-а-а…! Мать Марка оказалась широкой души