Мое внимание привлекает глубокий хрип, за которым следует приглушенный голос и ритмичный глухой стук, и я спешу туда, откуда доносятся звуки. Из гостиной впереди в темный коридор проникает свет, и я уже собираюсь войти в комнату, но замираю, внезапно осознав, на что смотрю.

Это Мэлис.

И он не один.

Над диваном, уткнувшись лицом в подушки, склонилась женщина. Ее задница стала вишнево-красной от того, как сильно Мэлис вбивается в нее. Его бедра резко ударяются о ее тело. Он трахает ее. Жестко, неистово. Его лицо искажается первобытной жаждой, пока он снова и снова входит в ее тело. Одна его рука лежит у нее на спине, удерживая ее лицо опущенным, а задницу приподнятой, в то время как другая крепко сжимает ее бедро.

Они оба совершенно голые, и я впервые осознаю, сколько у Мэлиса татуировок. Он весь покрыт ими, не только на руках, но и на спине, плечах и даже на ногах, аспидные чернила смешаны с несколькими цветными вкраплениями.

У меня перехватывает дыхание, желудок сжимается, и я отступаю в тень коридора.

Мне следовало бы испытать отвращение и ужас, но шок от того, что я вижу, смешивается с неоспоримым возбуждением внизу живота. Ноги будто приросли к полу. Я не могу отвести взгляд от открывшегося передо мной зрелища.

Это так… жестко, неистово и необузданно.

Очевидно, что Мэлис трахается так же, как делает все остальное, и теперь, когда я это увидела, уже никогда не смогу развидеть.

Боже мой, Уиллоу. Тебя не должно здесь быть. Уходи.

Когда эта мысль проносится у меня в голове, мой мозг, наконец, включается, и я моргаю, собираясь развернуться и убежать обратно по коридору. Но, прежде чем я успеваю пошевелиться, моего затылка что-то касается. Порыв теплого воздуха, почти как… дыхание. Я застываю, подавляя вскрик. Я больше не одна в коридоре.

– Не стоит тебе прокрадываться сюда, словно маленькой мышке, – едва слышно шепчет мужской голос у меня за спиной. – Можешь попасться на зуб львам.

Я узнаю голос Виктора, но это не приносит мне облегчения.

С ним я общалась меньше всего, а то, что я о нем помню, никоим образом не утешает. Кто вообще знает, что он сделает теперь, когда я без разрешения пробралась в их дом?

Я дышу через нос, грудь вздымается. Меня охватывает паника. Я готовлюсь к тому, что он схватит меня и потащит по коридору, или позовет Мэлиса, скажет ему, что я шпионила. Но Виктор даже не шевелится. Его теплое дыхание овевает мою кожу, а затем он тихонько шепчет мне на ухо:

– Нравится смотреть на это?

От этого вопроса меня охватывает шок, а в животе все переворачивается.

Облизнув губы, я снова бросаю взгляд на Мэлиса и ту женщину. Он повернут ко мне спиной, и каждый раз, когда он входит в нее, я вижу, как изгибаются мышцы его ягодиц. Мэлис держит ее крепко, заставляя принимать нужную ему позу, и от этого его бицепсы и другие мышцы рук напрягаются. Он доминирует над ней всеми возможными способами. Его мускулистое тело буквально покоряет ее, с каждым толчком все больше раздвигая ей ноги.

Я смотрю на это грубое, первобытное зрелище передо мной, и желудок снова переворачивается, а по коже пробегают мурашки.

Нет. Мне это не нравится. Правда ведь?

Я качаю головой в ответ на вопрос Виктора, не решаясь открыть рот.

– Ложь, – выдыхает он. – Я вижу твой пульс на шее. Он бьется быстрее обычного. Средняя частота сердечных сокращений в состоянии покоя у женщин твоего возраста составляет от шестидесяти до ста ударов в минуту. У тебя, по крайней мере, в два раза больше.

Я с трудом сглатываю, пытаясь унять свой бешеный пульс, как будто это каким-то образом докажет, что Виктор ошибся. Но сердце продолжает отчаянно колотиться о ребра, так сильно, что почти совпадает со звуком грубых шлепков Мэлиса, трахающего женщину на диване. Теперь он держит ее обеими руками, его крупные пальцы крепко сжимают ее бедра, и я сочувственно морщусь, потому что у нее определенно останутся синяки и, возможно, даже царапины от его ногтей, ведь он так сильно впивается в ее плоть.

Хотя ей, похоже, все равно.

Она вскрикивает, когда он с силой врезается в нее, а он ворчит, чтобы она заткнулась.

Мое тело инстинктивно реагирует на звук его глубокого, гортанного голоса, и Виктор издает тихий вздох позади меня.

– Тебе и это понравилось, – шепчет он. – Кровь быстрее бежит по венам, и твой организм вырабатывает гормоны. Окситоцин, дофамин и серотонин. Ты ведь чувствуешь это, не так ли?

Его теплое дыхание обдает мою шею, и, хотя мы совсем не касаемся друг друга, я чувствую его близость. Тепло его тела проникает в меня, вызывая неприятное ощущение жара и не давая возможности унять бешеный стук сердца. Я знаю, он наблюдает за всем, что происходит в гостиной, так же, как и я, и мне интересно, сколько раз Мэлис проделывал это здесь, и волнует ли это Виктора.

Очевидно, что сейчас ему не все равно.

Потому что он смотрит на меня, наблюдающую за его братом.

– Ты дышишь тяжелее, – замечает Виктор, и его низкий голос звучит как шепот дьявола у меня в ухе. – Ты влажная? Твое влагалище, наверное, становится скользким и набухшим, ведь только так оно сможет принять член. Растянуться так, как сейчас растягивается она.

Я словно чувствую все, что он говорит. В его словах даже нет особой пошлости, они скорее клинические и аналитические, чем какие-либо еще, но то, как он описывает каждую реакцию моего тела, заставляет меня с еще большим беспокойством осознавать, насколько я возбуждена.

Боже, это так неправильно.

Страх, смущение и возбуждение – ошеломляющая и сбивающая с толку смесь – бурлят во мне одновременно, но я знаю, какая из них побеждает в эту секунду. Не думаю, что когда-либо в жизни я была так возбуждена.

Мое тело ноет, отчаянно нуждаясь в снятии напряжения, и я сжимаю ноги ровно настолько, чтобы немного потереть клитор. Меня пронзает волна наслаждения, более острого, чем я когда-либо испытывала прежде, и с губ срывается тихий стон. Он вырывается непроизвольно, я не успеваю его остановить…

Но это не имеет значения.

Мэлис вскидывает голову, поворачивается, и его взгляд останавливается на мне.

Наши глаза встречаются, и я понятия не имею, удивлен ли он, увидев меня, или уже знал, что