Шрифт:
Закладка:
Рывок, мой короткий вскрик, звук удара о металл, выбивающего из лёгких весь воздух, и вот я уже завалена спиной на капот, а Мэтт нависает сверху, молчаливо расчленяя меня на части карим взором.
Очухавшись от его резкости, я хочу закричать, потребовать отпустить и сказать, что он сам напросился, но все слова растворяются на полпути к гортани, когда помимо злости и желания стереть меня с лица земли я чётко различаю в его чернильных зрачках ещё и… боль. Такую адскую, нестерпимую и острую, будто несколько секунд назад я не кузов камнем поцарапала, а всю грудную клетку ему распорола и внутренности наружу выпотрошила.
–Мэтт… я…
–Заткнись!– глухо рявкает он в паре сантиметров от моего лица.
И я затыкаюсь. Не только из-за его руки, всё сильнее сдавливающей мне шею, но и потому, что будто впитываю в себя каждую его эмоцию, причиняющую ему душевные мучения.
Сейчас от тесного контакта с ним я не чувствую обычной похоти или волнения, но химия, витающая вокруг нас, склеивает нас двоих на каком-то ментальном уровне, многократно усиливая все имеющиеся во мне чувства к нему.
Мэтт тяжело дышит. Я тоже. Он ничего не говорит, и я тоже не рискую открывать рот. Просто смотрю ему в глаза и за считанные секунды понимаю, что своим бездумным поступком задела нечто очень важное для него, глубокое, ранимое, то, чего он никому не позволяет увидеть или коснуться. И вся злость на желание Мэтта проучить меня вмиг становятся нелепой, бессмысленной, несравнимой с тем кладезем боли, что как оказалось, он таит в себе.
–Прости,– наконец решаюсь выдохнуть я, ни на секунду не отводя взгляд от его пронзительных глаз.
Причём делаю это с искренним сожалением, переполняющим сейчас всю мою сущность. И с этим же чувством касаюсь ладонью его напряжённой щеки. Сама не верю, что делаю это. Но я не могу иначе. Если ещё недавно я хотела залепить ему оплеуху, то сейчас всё во мне вопит от необходимости успокоить его, разделить боль, извиниться, признать, что я дура и что не следовало портить его машину.
Но увы, ничего из этого Мэтт не позволяет мне сделать.
–Иди домой,– небрежно бросает он.
Отрывает мою руку от своего лица и отстраняется, вынуждая тело покрыться ледяной дрожью.
–Мэтт… Я действите…
–Я сказал – вали домой. Сейчас же. Пока я не сделал того, о чём буду жалеть,– приказывает он ещё более суровым голосом, и на сей раз я решаю не спорить.
И так уже натворила достаточно.
Поднявшись с капота, я опускаю взор в землю и спешу скрыться с его поля зрения. Забегаю домой, прислоняюсь спиной к двери и, лишь дождавшись звука отъезжающей машины, позволяю себе выдохнуть.
Правда, облегчения ни грамма не испытываю. Только отголоски всей горькой палитры чувств, что я впитала в себя от Мэтта.
Почему он так остро отреагировал? И почему эта машина для него гораздо больше, чем кусок раритетного металла? С ней, должно быть, связана какая-то важная история. Без сомнений. И почему-то мне сильно хочется узнать о ней всё.
Не представляю, сколько бы я ещё стояла у двери и размышляла о реакции Мэтта, если бы в холле внезапно не появилась мама.
–Рони… ты где была? Почему не отвечала на звонки?!– обеспокоенно произносит она.
Её лицо выглядит чересчур бледным и грустным, а глаза донельзя покраснели.
–Прости, мама. Я телефон в клубе потеряла. Но со мной всё в порядке.
Желая поскорее успокоить, я подлетаю к ней и обнимаю.
–Я тебе всё утро названивала,– всхлипывает она.
–Эу, ну ты чего так испереживалась? Я же предупредила, что еду к другу. Всё же хорошо.
–Да, знаю, я не поэтому звонила,– мама расслабляет объятия и смотрит на меня влажным взглядом.
И это ни капельки мне не нравится.
–Что-то случилось?– настороженно спрашиваю я.
–К нам под утро в больницу поступила девушка. И она… она… – её голос срывается на плач, и я беру маму за руки в знак поддержки.
Пусть она медсестра с многолетним стажем и сталкивается со смертью слишком часто, ей до сих пор временами тяжело даётся перенести потерю кого-то из пациентов. Особенно если этот пациент ребёнок или, как в данном случае, молодая девушка.
–Мам, мне очень жаль, что ей не удалось помочь,– сделав определённые выводы, я утешаю её и вновь сжимаю в объятиях.
И клянусь, если бы мамины руки не обхватили меня так же крепко, я бы грохнулась на пол в тот же момент, как услышала её ответ:
–Эта девушка – Лана.
Поднявшись на нужный этаж Центральной Спрингфилдской больницы, я оказываюсь в длинном сером коридоре. Своим спокойным цветом стен и тишиной, наверное, он должен успокаивать посетителей, но вместо этого лишь пугает сильнее.И чем ближе я подхожу к нужной палате, тем ощутимей становится тремор во всём теле, даже несмотря на то, что врач с мамой заверили, что Лане больше не угрожает опасность.
Секунда размышлений о том, что моей самой близкой подруги сегодня ночью могло не стать, ни в какую не позволяет унять удушливое волнение. Оно перебивает и все признаки похмелья, и затаившуюся во мне тревогу из-за вопроса, как же мне рассказать Лане о том, где и с кем я провела эту ночь.
Всё это не имеет значения. Важно лишь физическое состояние.А оно пусть и стабильное, но астрономически далеко от здорового.
Это я осознаю сразу же, как только тихо вхожу в палату подруги и вижу её миниатюрную фигурку, неподвижно лежащую на больничной койке. Её лицо донельзя бледное, под глазами пролегают тени, а сама она выглядит такой слабой и хрупкой, что, кажется, коснёшься – и она рассыплется.
–Алана,– тихо всхлипываю, не в силах и дальше сдерживать слёзы, когда подхожу к ней ближе и вижу, как она отрешённо смотрит в одну точку на стене.– Лана,– шепчу я ещё тише и аккуратно касаюсь её руки.
Она не реагирует.
Я усаживаюсь на край койки и сильнее сжимаю её холодную ладошку, лишь тогда привлекая потухший взгляд подруги к себе.
–Ты пришла,– хриплым, будто не своим голосом произносит она так, будто удивлена моему визиту.
–Конечно, пришла. Как же иначе? Как только мама мне сообщила, я сразу же рванула к тебе.
И это правда так. Единственное, на что я потратила время перед выходом – это на смену одежды и обуви.
–Саманта прекрасная мама,– с трудом проговаривает Алана, утапливая меня в печальной зелени своих глаз.– Не то, что моя.
Дьявол! Сейчас как никогда прежде мне хочется отыскать Катрину, схватить за её ламинированные волосы и приволочь горе-мамашу сюда!
Где она шляется, пока её дочь лежит одна в больнице?! Она вообще в курсе о случившемся?
–Ей сообщили?– уточняю я и уже в следующий миг понимаю, что зря.
