Шрифт:
Закладка:
Эти необходимые элементы источниковедческого анализа в тексте никоим образом не пересекались с указаниями истинных, прямых источников «Скифской истории», приводимых на полях. Прямые ссылки подчеркнуто отличались от источниковедческих рассуждений и формой. Для печатных изданий Лызлов указывал автора и страницу или другую точную привязку использованного места, например, год и номер рубрики «Церковных хроник» Ц. Барония, в многотомных изданиях – также том, книгу или часть, при ссылках на разные сочинения одного автора (напр., А. Гваньини) – их краткие названия.
В качестве исключения и для самых общих сведений, вроде возраста пророка Мухаммеда, Лызлов мог просто упомянуть писавших об этом авторов: «Бароний. По Ботеру. Белский». В строгом оформлении научно-справочного аппарата «Скифская история» явилась большим шагом вперед по отношению к «Генеалогии», где подобные краткие ссылки еще нередки, и вообще указания на источники не выделены из основного текста (как и в «Созерцании»), и даже сравнительно с «Синопсисом», в котором ссылки на полях зачастую неточны.
Тенденция к разработке и унификации научно-справочного аппарата не была исключительно заимствованным явлением. Она довольно широко проявлялась в отечественной рукописной книжности в связи с совершенствованием источниковедческой методики. Эта тенденция, особенно характерная для крупных летописных центров[393], подробно прослежена нами и применительно к традиционным основаниям «Скифской истории»[394].
Здесь важнее отметить общее отношение Лызлова к источникам, подразделяемым на русские и иностранные, причем первые, как и в «Генеалогии», сочтены важнейшими и помещены впереди в списке «книг историй, от них же сия История сочинися и написася» (л. 4). При всем почтении к национальному автор «Скифской истории» явно считал традиционные летописи и сказания «неисправными» и не соответствующими требованиям современной науки, как утверждал еще царь Федор Алексеевич.
Представляя себе, подобно составителям Чудовского справочника[395], фактографическое богатство, но и противоречивость сведений «старых летописцев» (текстологический анализ которых доселе далек от полноты и совершенства); Лызлов не использовал в своем исследовании ни единого чисто летописного произведения, ограничившись ссылками на знание их содержания (л. 17 об., 95 об., 144 об.). Источниками «Скифской истории» стали сочинения относительно новых форм, причем только конкретные, выделенные им из исторической традиции памятники (за оговоренным ниже исключением).
Русские сочинения
Лишь одна из российских исторических книг была к тому времени напечатана: «Синопсис», использованный Лызловым по третьему изданию (Киев, 1680), существенно дополненному сравнительно с предыдущими (1674 и 1678). Следует отметить, что именно Андрей Иванович выделил из длинного заглавия этого сочинения слово «Синопсис», которым историки с тех пор обозначают книгу. Однако среди источников «Скифской истории» этот памятник занимает незначительное место. Лызлов обращался к его тексту всего четырежды (каждый раз со ссылкой), что объяснимо малой информативностью «Синопсиса» сравнительно с другими книгами.
Более 60 ссылок сделано в «Скифской истории» на одно из крупнейших и популярнейших во второй половине XVI–XVII вв. русских исторических сочинений: Степенную книгу. Она выделялась, судя по почти сотне известных рукописей, удивительной устойчивостью текста и оригинальной литературной формой: повествование велось не по «летам», как в летописях и хронографах, а по «степеням» и «граням», посвященным отдельным этапам политической и церковной истории Руси, представлявшим, по замыслу составителя, ступени зарождения и расцвета московского «богоутвержденного скипетродержавства». Степени в свою очередь делились на главы, а некоторые большие главы – на «титла» (параграфы)[396].
Пользуясь указаниями Лызлова на степени и главы, читатель мог проверить использованное в «Скифской истории» сообщение по любому списку Степенной. Но автор не только отмечает, вслед за «Генеалогией» и историко-публицистическими орациями Римского-Корсакова, номера степеней и глав (на л. 28 об. указано даже титло). Он вводит в историческую науку название памятника, которым мы ныне пользуемся – «Степенная книга», вместо длинного заглавия («Книга степенная царского родословия» и т. д. и т. п.), с минимальными вариациями приводимого в рукописях.
Речь идет отнюдь не о случайном совпадении, поскольку Лызлов придерживается избранного им названия весьма пунктуально. Наименовав в перечне «книг историй, от них же сия История сочинися и написася», использованную им книгу «Степенной», автор один раз говорит в тексте о «Степенной Российской книге» (л. 12) и далее отмечает на полях: «Степенная книга (реже – «Степенная»), степень (или «грань»), глава…». Лишь при очень близком расположении ссылок Лызлов позволяет себе сокращенные указания типа: «Степень та же, глава…»; «Та же степень и глава» – аналогично тому, как он ссылался на иностранные печатные книги.
Именно по тексту Степенной книги и с точными ссылками на нее использованы в «Скифской истории» многие широко известные памятники, бытовавшие самостоятельно и в составе других кодексов, рукописных и печатных, вроде Жития св. митрополита Алексия и др.[397] На «Жития святых» в издании Московского печатного двора Лызлов ссылается всего дважды, указывая не только лист издания, но и день празднования, под которым сходный текст можно было обрести в различных книгах (л. 238).
Другой богатейший комплексный источник, вобравший в себя массу различных сочинений, был даже популярней Степенной книги. Сделав почти 30 ссылок на «Хронограф Российский», Лызлов выделил из великого множества бытовавших в XVII в. «книг, глаголемых Хронографы» (или – «Гранографы»), главный памятник, известный в современной научной литературе как Хронограф Русский. Источником «Скифской истории» стала наиболее ранняя его редакция (1516–1622), в которой русская история впервые рассматривалась как важная часть всемирной истории, а Русское государство – в качестве наследника великих держав прошлого, как оплот православия перед лицом турецкой агрессии и католической экспансии[398].
Определив Хронограф Русский как важнейший памятник, Лызлов столкнулся, однако, с проблемой оформления на него ссылок. К концу XVII в. Хронограф Русский бытовал уже в нескольких популярных редакциях, доныне известных в сотнях списков, текст которых был значительно более вариативен сравнительно со Степенной книгой. Почти во всех случаях, кроме трех, отмечая в ссылке: «Хронограф, глава», – историк лишь 16 раз смог без сомнений указать ее номер. Это свидетельствует не о небрежности, но о твердости намерения Лызлова давать точные, поддающиеся проверке ссылки: нумерация глав Хронографа Русского, существовавшего в 1680‑х гг. уже в трех основных и ряде особых редакций, в рукописной традиции не отличалась устойчивостью. Автор понимал это, поскольку с осторожностью, но пользовался особой редакцией памятника в дополнение к первой редакции. По Хронографу в «Скифской истории» использован ряд известных произведений, прежде всего «Повесть о Царьграде» Нестора Искандера[399].
Десять ссылок «Скифской истории» относятся к неизвестному в оригинале историческому сочинению, названному в списке источников «Летописцем».
