Глава 3

Обобщающая монография

Уведомив читателя, что, по мнению историков, «Скифская история» не соответствовала своему времени, мы пересмотрели представления о России времен Андрея Ивановича Лызлова. Теперь давайте разберемся, чем поражает историков и читателей его знаменитая книга.

Тема и форма

Объектом исследования в «Скифской истории», согласно обширному заглавию книги[385], являются кочевые народы Юго-Восточной и Восточной Европы, связанные своим происхождением и протяженностью государственных образований с Азией, Аравийским полуостровом и Северной Африкой. Но описание свойств и деяний этих «скифов» дано Лызловым в более широком, системном контексте взаимодействия этих народов с земледельческими народами и государствами Европы.

Определенным автором предметом исследования служит история «скифских» завоеваний и порабощения земледельческих народов главным образом в Европе (хотя по сути своего метода Лызлов не может обойтись без геополитического синтеза в рамках исторически обозримого пространства Вселенной[386]). На деле этот предмет рассматривается в контексте процесса многовековой борьбы между «скифами» и земледельцами, продолжавшегося при жизни автора и в значительной мере облаченного в религиозную форму противостояния креста и полумесяца, что служило обострению и закреплению конфликта.

Рискну предположить, что обозначенный Лызловым конфликт не утих и поныне: актуальность «Скифской истории», к величайшему сожалению, по сей день остра, как бритва, и ограничивается только хронологическими рамками. Автор начинает повествование с мифологических времен, но последовательное изложение событий ведется от Чингисхана и завершается последней четвертью XVI в. Столетний интервал между событиями и исследованием являлся, на взгляд Лызлова, минимально достаточным для возможности объективного исторического повествования. Интересующие автора и читателя современные сведения и публицистические оценки выделены в «Скифской истории» как авторские отступления в тексте и пояснения на полях.

В отличие от Игнатия Римского-Корсакова и Сильвестра Медведева, Андрей Иванович Лызлов полагает главной задачей работы историка не столько убедительное изложение своего актуального взгляда на смысл и взаимосвязь событий, сколько поиск закономерностей в бурных исторических коллизиях, непосредственно затрагивающих Россию. Баланс вопросов и ответов смещен в «Скифской истории» в область проблемности, тогда как старшие коллеги Лызлова в большей мере склонялись к публицистичности, которой придавала убедительности подчеркнутая авторитетом источников достоверность фактов.

Итак, задача «Скифской истории» состоит в обоснованном выявлении, отборе и достоверном изучении событий и явлений, характеризующих «скифов» и систему их взаимоотношений с оседлыми народами с древности до новейшего (для автора) времени с целью понять причины успехов и поражений сторон этого развивающегося конфликта. Именно достижение понимания – если не всего механизма истории, то отдельных его сторон – делало «Скифскую историю» исключительно важной в глазах читателей и ученых, последователей автора.

Крупнейший исследователь «Скифской истории» Е.В. Чистякова объясняет в многочисленных трудах об этом важном памятнике русской исторической мысли, что перед нами – обобщающая работа, не имеющая до сего дня аналогов по широте охвата проблемы и своим влиянием на последующих историков подтвердившая этапное значение труда Лызлова в развитии отечественной историографии.

Как обобщающая работа «Скифская история» прежде всего предлагала читателю широчайшие знания об объекте и предмете исследования, а не ответы на конкретные вопросы. Теперь мы можем заключить, что появление такого обобщающего труда было логическим шагом в процессе становления русской исторической науки после узкоспециального монографического исследования Игнатия Римского-Корсакова и обстоятельного историко-политического анализа крупного события Сильвестром Медведевым.

Форма обобщающего труда с внешней стороны мало отличается от названных специальных монографических работ. «Скифская история» имеет развернутое заглавие, в котором, в отличие от «Генеалогии» и «Созерцания», указаны автор и дата; подробное оглавление; краткий список источников и ссылки на них на полях текста (как в «Синопсисе», где, однако, не назван автор). Отсутствующее введение компенсируется весьма основательным заключением в последней главе, подводящим итог изучения Османской империи и обосновывающим актуальность книги (л. 288–303); за ним следует приложение (вольный перевод труда С. Старовольского «Двор султана турецкого»).

Но в области внутренней формы Лызлов не мог близко следовать за предшественниками; скорее он выполнял задачи, поставленные царем Федором Алексеевичем для обобщающей истории России, так и не созданной в конце XVII в.[387] Внимание автора «Скифской истории» было сосредоточено на отборе событий, установлении их правильной последовательности и «приличном объяснении их причин» в таком масштабе, к какому и не приближались предшественники, включая составителей и авторов крупнейших летописных сводов[388], редакторов и продолжателей Хронографа Русского[389] и Степенной книги[390].

В отличие от летописания и близкой по широте тематики хронографии, для Лызлова важнее были не события, но явления, не изящное описание, но понимание, наконец, не количество фактов, а богатство их взаимосвязей. С другой стороны, от специальных монографий типа «Генеалогии» Римского-Корсакова и «Созерцания» Медведева «Скифскую историю» отличала склонность автора основывать свои рассуждения на исследованиях и последовательных описаниях событий, а не на мельчайших фрагментах, найденных Римским-Корсаковым в толще античного наследия или подборке архивных документов, привлеченных Сильвестром Медведевым.

Закономерно, что более крупный труд непосредственно основывается на меньшем количестве прямых источников и шире привлекает уже сделанные учеными наблюдения. У Лызлова, при всем богатстве и важности исследуемых событий, не оказалось ни одного предшественника по всей проблематике в целом. Однако отдельные событийные ряды были уже детально прослежены авторами прошлых столетий, и, разрабатывая свою общую проблему, автор «Скифской истории» имел возможность ограничиться обозримым числом исторических трудов.

Источники

Общий подход

По мере углубления исследования «Скифской истории» в последние десятилетия наши представления о числе непосредственно привлеченных Лызловым трудов предшественников закономерно сокращались. Прежде всего, по мере определения конкретных источников всех без исключения фрагментов текста отпадали многочисленные предварительные предположения об использовании автором различных сочинений и документов[391]; затем было установлено, какие именно древние и новые, русские и иностранные памятники отразились в «Скифской истории» опосредованно[392].

Как выяснилось при подготовке сочинения к изданию, Лызлов избегал так называемых ложных ссылок на источники, использованных им в передаче других авторов. Упоминающиеся в тексте Гомер и Птолемей, Геродот и Плиний, Вергилий и Овидий, Диодор Сицилийский и Марк Юстин, св. Иоанн Дамаскин, Мефодий Патарский и Евлогий, преподобный Нестор Печерский (легендарный составитель Повести временных лет) и Герберштейн, М. Меховский и Я. Длугош, Б. Ваповский и мн. др. широко известные в XVII в. имена приводились в «Скифской истории» с самыми благими целями.

Прежде всего, Лызлов стремился не допустить приписывания себе красноречивых высказываний и премудрых суждений авторитетных авторов. Кроме того, он считал важным показать читателю первоисточник использованных сведений, подчеркнуть их достоверность, сославшись на