вряд ли сойдет рыцарю-лейтенанту с рук. А уж в том, что Конрад тащил на себе этого умирающего подростка исключительно для того, чтобы саботировать приказы командующего, рыцарь-капитан нисколько не сомневался.

А теперь они, двое рыцарей, один из которых ранен, и замедляющий преследование умирающий мальчишка, оказались в этом проклятом городе совершенно без помощи. И то, что поначалу казалось пустяковым делом, стало принимать серьезный оборот. Теперь Бертран был готов проклинать себя за то, что отказался от подкрепления. Рыцарь-капитан прекрасно видел свою ошибку: он позволил Конраду, который с легкостью поверил в пустяковость этого похода — просто дать мятежникам уйти подальше, а потом тихо арестовать! — убедить себя в том же самом.

Казалось, что план, который они разработали вместе с приором Джерольфом, не должен был давать сбоев. А теперь не так пошло все.

Город был пропитан Скверной. Рыцарь-капитан чувствовал это всем своим существом. И Бертран ощущал враждебность, которую, как и Скверну, источал этот город.

Фанкор-Зор, как и следовало ожидать, оказался воплощением всего, что так ненавидел Бертран. Все в этом городе прямо-таки кричало о том, что здесь всегда заправляли маги. А маги, как утверждало Слово Истины, всегда беспокоились только о собственных удовольствиях, выгоде и роскошной жизни, совершенно не считаясь при этом с теми, кто не обладал чародейскими способностями. Рыцарь-капитан в свое время убедился в этом на собственной шкуре.

Маги прошлого использовали тех, кто не владел магией, как свои инструменты и торговали ими, как вещами.

Люди, не обладающие магическими способностями, вынуждены были делать все для блага своих хозяев-чародеев, которые колдовской силой запугивали их или подавляли их волю. Неспособные к магии были слугами в домах чародеев, возделывали для них поля и сады, пекли им хлеб, готовили еду, шили и стирали одежду. Они ухаживали за детьми магов, сражались для потехи чародеев на аренах как гладиаторы. Тех же, кто пытался противостоять власти магов, жестоко наказывали. И свидетельством тому был ряд каменных виселиц в тюремном дворе.

Огромное количество статуй, оставшихся от прежних жителей города, представлялось рыцарю-капитану лишь очередным лицемерным свидетельством глумливого превосходства магов. Ристери ставили статуи не владевшим магией гладиаторам, сумевшим своей смертью хорошенько развлечь хозяев. Они украсили скульптурами невольничий рынок, чтобы покупатели наслаждались прекрасным, пока выбирают товар. Даже тюремный двор был украшен статуей, поставленной так, чтобы она стала последним, что видят те, кого предают смертной казни. Всякий, кто не владеет магией, обязан был сознавать и постоянно помнить, что он — не более, чем вещь, игрушка в руках власть предержащих!

Внутри Бертрана все клокотало от ярости. Больше всего его злило и возмущало то, что мятежники, которых они сейчас преследовали, стремились вернуть эти времена! Более того, даже среди не владеющих магией находились и такие глупцы, кто готов был с радостью подставить шею под ярмо чародеев и помочь им вернуть власть. Прискорбно, что и среди рыцарей Ордена находились предатели, которые, правда, еще не осмелились заявить о себе открыто. Но пока жив Бертран, пощады магам не будет.

Рыцарь-капитан скрипнул зубами и стиснул рукоять меча здоровой левой рукой. Старик вдруг вспомнил, когда и как получил свою способность чувствовать эти зудящие и так сильно раздражающие его сейчас магические вибрации.

Глава 15

Шато-Де-Шампьерон, герцогство Шампьерон, Трезеньель, 10 максола 1086 — 15 эллона 1087 Эры Пророка.

Бертрана разбудил сильный пинок в бок. От неожиданности мальчишка подскочил на охапке соломы, служившей ему постелью и сел, протирая глаза грязными кулаками. Отец, еще до того, как погиб, велел ему прятаться тут, в угольном сарае, и не мозолить лишний раз никому глаза. Ничего не получилось.

— Спишь, бездельник? — раздался над ним громовой голос эконома, мессера Жакмена.

Бертран увернулся еще от одного пинка, поспешно вскочил на ноги и низко поклонился. С экономом шутки плохи.

— Что прикажете, мессер Жакмен? — спросил Бертран тоненько и жалобно.

— У мэтрессы Эйлин в покоях погас камин. Так что давай-ка, бегом топить, пока плетей не получил. Мэтресса Эйлин ждать не любит!

При упоминании этого имени у мальчика внутри все оборвалось и упало. Ноги вдруг стали ватными, Бертран пошатнулся. Он бы, наверное, даже закричал, но горло внезапно перехватило.

Эконом попытался отрезвить мальчишку крепким подзатыльником.

— Бегом, недоносок! Хочешь, чтобы нам всем влетело от герцога?!

Бертран шмыгнул носом, всхлипнул, размазывая грязной ладонью по лицу копоть и сажу пополам со слезами, и обреченно побрел в угол за дровяной корзиной. Он шел так медленно, как только способен двигаться приговоренный к смерти, чтобы отсрочить казнь хоть на пару минут.

Мессер Жакмен молча наблюдал за мальчиком, наконец, вздохнул и произнес фальшиво-бодрым тоном:

— Давай, малец, выше нос. Ты же теперь главный истопник, вместо отца. Не переживай, может, все еще обойдется. Просто не зли ее.

Эконом совсем не верил в то, что сам говорил. Это Бертран почувствовал очень хорошо. Если кто-то, кто способен сам разжечь огонь щелчком пальцев, вызывает для этого слугу, это может значить только одно.

Эконом удалился, сокрушенно почесывая в затылке, и оставил Бертрана выполнять приказ. Мальчик медленно, будто во сне, набрал в корзину поленьев и выволок ее на замковый двор. Мимо сновали люди, бросая хмурые взгляды на дрожащего и подвывающего от страха десятилетнего мальчишку, пару дней назад ставшего круглым сиротой. Все понимали, куда он идет, но никто не вмешивался. Каждый был занят своим делом. За этим строго следили майордом и замковая стража.

Только у мэтрессы Эйлин не было никаких дел. Она вставала с постели незадолго до полудня, ела сладости, пила вино, примеряла наряды и драгоценности, которыми ее осыпал герцог, гуляла в парке, читала в библиотеке книги. Мэтрессе Эйлин позволялось все, чего бы она ни пожелала. Без нее не обходились ни одна охота, ни один бал и ни один прием. При этом она была вечно всем и всеми недовольна. На конюшне то и дело наказывали слуг, на которых она жаловалась сеньору. Как говорила матушка Бертрана, герцог готов был из штанов выпрыгнуть, лишь бы только доставить этой ведьме удовольствие.

* * *

А ведь сначала эта женщина ему даже понравилась. Бертран хорошо помнил, как мэтресса Эйлин появилась в замке. Было это в середине осени, когда герцог имел обыкновение посещать своих вассалов и требовать у них подтверждения присяги на верность. В тот вечер все в замке ожидали его возвращения от маркиза Де Монтеро.

В этот день с самого утра, ни на минуту не прекращаясь, лил дождь. Сеньор запаздывал. Его ожидали сначала к ужину, потом к