кровать из сосны с навесом и пологом, рядом прямо на полу стояли один на другом несколько ларчиков от самого большого до самого маленького, а напротив их – красавец-сундук с резьбой. Я планировала поставить его в гостиную, но работники перенесли сюда. У очага расположили также табуреты и низкий столик. Не хватало еще каких-то мелочей для уюта и ткани, но, в целом, спальня хороша, а уж для усадьбы в лесу и вовсе чуть ли не роскошна.

Даже не верится, что она моя…

— Нравится? — спросил Таггарт.

— Еще бы, — выдохнула я.

Но остальные комнаты на втором этаже оставались еще пустыми, да и на первом этаже заполненной оставалась лишь кухня; у очага в этот раз хозяйничала не Фрэн, а другая женщина, Дори. Как пояснил Таггарт, Фрэн он выгнал после того как заметил, что она тащит запасы из кладовки, да и некоторых других работников заменил.

Но это пошло усадьбе на пользу. Куда бы я ни пошла, везде был порядок, работники занимались своим делом, не шумели, не пили, и при этом не сидели со снулыми лицами. Доски в сараях лежали одна к одной, были высушены и починены старые лари в амбаре, вовсю заготавливались инструменты для работ на земле; один мужчина, посвистывая под нос, плел корзины для нужд усадьбы, а рядом с ним сидел, вероятно, его внук, мальчуган лет шести, и тоже что-то плел. Конюшня и хлев были готовы принять «постояльцев», загоны около них укреплены.

Несомненно, Таггарт очень постарался. Стоило мне на что-то посмотреть, он объяснял, что было сделано и что надо сделать, и на каждый мой неловкий вопрос насчет хозяйства отвечал развернуто и терпеливо. Первоначальная холодность и настороженность пропали во время нашего обхода: Таггарт оказался не таким букой, как я решила сначала, да и сам он, как мне кажется, был удивлен тем, как быстро я делаю подсчеты и какие вставляю замечания.

— Вы такой молодец, рэнд Таггарт! — под конец обсуждений сказала я; моя голова слегка опухла от обилия планов и информации, но это была приятная наполненность. — Надеюсь, барон платит вам достойно за то, что вы занимаетесь усадьбой.

— Платит? — как-то странно переспросил мужчина.

— Да, за вашу работу.

— За усадьбу?

— Да, — растерянно ответила я.

— Вы собираетесь переехать уже завтра?

— Да, я бы хотела завтра.

— Нельзя.

— Как нельзя?

— А вам не сказали?

— Что не сказали? — нахмурилась я.

— Мне за работу в усадьбе не платили. Я старался для себя, ведь усадьба обещана мне. Вместе с вами.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

***

Я ожидала подобной подлянки от баронессы, но не думала, что идею поскорее лишить меня всех прав – а именно это и значит брак для женщины в Редландии – она воплотит в жизнь так скоро.

— Вам не сказали, — констатировал Таггарт.

— Вообще-то сказали, но другое: что я не выйду замуж, пока не буду готова. И что я сама выберу человека себе по сердцу. Барон Даммен обещал.

— А мне он обещал землю.

— Мою землю? И он ли? Думаю, это каэрина Даммен дала вам пустые обещания.

— Нет, каэр, — возразил невозмутимо Таггарт. — Когда вы заболели, он позвал меня на разговор и сказал, что его силы тают, и боги могут забрать его в любой момент. Он бы и рад вам время дать, но нет его, времени этого. Да и – что тут лукавить? – вам уже не шестнадцать, вы разведенная женщина, и даже самый пропавший баронет с вами не свяжется и тем более в Тулах не поедет. Усадьбу вам сберечь надо, но вы всегда белоручкой были, не разбираетесь, что да как. Работники вот у вас вовсю воровали, а деревенские пользуются вашей добротой. Повитуха из вас веревки вьет, Дермид-лавочник тоже на вашей беде нажился. Телом вы слабенькая, характером мягонькая. Одной вам никак нельзя быть – так барон сказал.

Я потрясенно молчала. Услышанное слепилось в обидный ком, и этим комом мне словно в лоб с размаху залепили. «Белоручка», «не шестнадцать», «разведенная» – обо всем этом я прекрасно знаю. Но я не знала, что Иннис, оказывается, вьет из меня веревки, а Дермид нажился, приютив меня в своем доме. И я не предполагала, что выгляжу настолько не приспособленной к жизни. Мне-то самой казалось, я вон какая молодец: выбила из жадного Тейга золото, подмаслилась к отцу Бенедикту, поставила Бринмора на место, оказалась сильнее своей влюбленности в Фэйднесса, усадьбу вернула… Почему меня сочли размазней, которая непременно погибнет без опеки? Разве сильная и независимая – это обязательно железная леди со стальным взглядом и приказным тоном, от которого все вокруг вздрагивают?

— Не сердитесь, что я так, без обиняков, — продолжил Таггарт. — О себе я тоже честно скажу. Папаша мой надел земельный промотал да спился где-то, мать поначалу баронессе прислуживала, потом лихорадка ее сгубила. Сам я тоже с малых лет барону служу, и давно уже он мне землю обещает, да все никак не приглядит… Каэр наш и так шибко богатым никогда не был, а тут еще и сыновья все соки высосали. Занесло их аж в другое герцогство, в портовый город Сколль; что-то они там делают, чему-то учатся. И дочка баронская, хоть и замужем давно, нет-нет да письмецо пришлет: промотался муженек, выручите… Так что нет у барона денег, и сил уже нет. А у меня есть силы. Я многое умею и труда не боюсь, мне и на земле работать не зазорно – лишь бы своя была… Мне тридцать, я вас не сильно старше. Человек я простой и спокойный, вы добрая и тоже спокойная, так что поладим, — закончил рэнд.

Его рассказ многое мне разъяснил. Барон действительно в годах, его жизнь клонится к закату, и оставлять меня одну «независимой» он боится. Вот и подобрал хорошо знакомого молодого мужчину из своего окружения. Этим браком барон убьет двух зайцев: и меня пристроит в надежные руки, и Таггарту землю даст. Еще и баронесса останется довольной, ведь все права перейдут человеку, который вроде и ровня мне, но по сути – «мальчик на побегушках», который ничего не имеет за душой.

Все просто, понятно, логично. В Редландии норма жениться по указу.

Но как же меня раскорежило! Спросить бы Таггарта, а не побрезгует ли он спать со мной, «объедками» другого