когда-нибудь увидят эти страницы, они найдут здесь мое глубокое признание и безмерную благодарность». Хотя ни самому Палласу, ни его супруге так и не пришлось увидеть «Путешествия» Кларка, они часто слышали о них. Узнав, что Кларк говорил о ее муже с благодарностью и восхищением, она осталась очень довольной, но, когда я добавил, что он карикатурно изобразил ее и мужа в костюмах русского купечества, нарисованных художником Гейслером, она оскорбилась и замолчала.

Госпожа Паллас сыграла двойственную роль в жизни своего разумного партнера. Редко когда объединялись два настолько противоположных персонажа. Она была актрисой в Петербурге и, если верить общему мнению, отнюдь не отличалась примерным поведением, когда Паллас, почти вдвое старше ее, познакомился с нею, а затем сделал своей спутницей жизни. Если бы она затем изменила свое поведение, возможно, преклонные годы Палласа можно было бы назвать счастливыми и мир не услышал бы о «беспокойстве и лишениях, которые угнетают его и озлобляют в последние дни», которые доктор Кларк по ошибке приписал поведению и пренебрежению российского правительства. Их единственная дочь была замужем за немецким офицером, бароном Вимпфеном. У них не было детей, и они жили несчастливо, несколько лет назад барон застрелился.

В то время когда мы находились в Симферополе, весь город и деревня были в смятении из-за нашествия саранчи, которая уничтожала урожай. Толпы татар бросились на борьбу с ней.

Мы с радостью приняли любезное предложение султана Каты-Гирея сопровождать нас во время нашей поездки по южному побережью Крыма.

Поскольку мы решили ехать в экипаже до Севастополя, вице-губернатор передал приказ, или фирман, на верховых и вьючных лошадей и по нашей просьбе также предоставил грека, говорившего как по-татарски, так и по-русски, в качестве переводчика и помощника. По словам Кларка и других авторов, если путешественникам выдавался приказ губернатора, татары должны были бесплатно предоставлять лошадей, жилье и даже провизию. Но в настоящее время такой фирман не выдается, если только это не будет сделано по особой милости. Предоставление жилья путешественникам освобождает людей от некоторых тягот.

Едва мы покинули Симферополь, как снова оказались в степной местности, покрытой асфоделиной крымской, торчавшей, как солдатики, и производившей странное впечатление. Это унылое зрелище, однако, продолжалось недолго, луга, деревья, ручьи и речушки, особенно Булганак, вскоре оживили картину. Дорога была довольно хорошей, но усеянной крупными камнями, и вскоре начались пологие подъемы и спуски. Имея рекомендательные письма к сенатору Бороздину[134], который ранее был губернатором Крыма, мы сделали крюк влево и, продолжая путешествие по приятной местности, достигли его поместья под названием «Саблы», как раз когда семья закончила обедать. Нас хорошо приняли, и на вопрос сенатора «Вы обедали, джентльмены?», мы ответили утвердительно. Но султан честно сказал: «Мы хорошо позавтракали и съели бифштекс на случай, если останемся без ужина». Этот ответ обеспечил нам ужин. Саблы находятся в очаровательном месте, окруженные горной и живописной местностью, недалеко от одноименной реки, которая на небольшом расстоянии впадает в Альму. Прогуливаясь по садам, мы не могли не отметить внезапного перехода от пустынной степи к лесистым холмам, прекрасным долинам и зеленым лужайкам.

Жилище господина Бороздина имело скромный внешний вид, что соответствовало и интерьеру. Сенатор больше уделял внимания красотам природы и обустройству садов, чем комфорту своего дома.

Его библиотека была довольно обширной и содержала много хороших работ. Мы были несколько удивлены, увидев такую библиотеку во владении русского дворянина на Крымском полуострове. Она также служила лабораторией, аптекарской лавкой, кабинетом математических и физических приборов, музеем диковинок, особенно луков и стрел азиатских племен, а также хранилищем детских игрушек. Сады у Бороздина были прекрасные, с большим количеством экзотических растений. Также была восхитительная тенистая роща.

После ужина нас проводили примерно за три версты, чтобы показать суконную мануфактуру, основанную господином Бороздиным. Дорога пролегала через поля, луга и леса с самой пышной листвой. Нас специально провели через несколько холмов, чтобы мы могли насладиться красивыми видами, многие из них напомнили мне Троссэкс[135], увековеченный Скоттом. Горы, скалы, лощины, украшенные лесами, виноградники, реки Альма и Салгир создавали прекрасную атмосферу сказочной страны. Мы осмотрели овчарни и увидели все операции по сбору, чесанию и прядению шерсти, а также процесс ткачества и крашения ткани, выполняемые татарами, которые прошли обучение под руководством немецкого мастера. Болˆ ьшая часть показанной нам одежды была низкого качества и соответствовала требованиям российского рынка, но некоторые изделия удивили нас своей тонкой работой и изысканностью. Думаю, что, улучшив оборудование, мануфактура г-на Бороздина добьется желаемого успеха. В 1821 году здесь было изготовлено 15 000 аршин (более 11 000 ярдов) сукна, в среднем двенадцать рублей за аршин, и было получено 180 000 рублей. Фабрика принесла владельцу необычайную прибыль, и по этой причине его следует считать особо удачливым, в то время как владельцы поместий на полуострове обычно получают от подобного производства лишь небольшие доходы.

Послав вперед нашего переводчика, чтобы нам приготовили жилье, и выпив чаю в уже упомянутой роще, мы попрощались с сенатором Бороздиным, выехали на большую дорогу, пересекли Альму и, осторожно поднимаясь среди холмов, достигли границы узкой долины, где находился Бахчисарай. Мы заметили обширные поляны, покрытые красными маками, что часто встречалось на всем протяжении пути в Севастополь. Мы продвигались медленно, и темнота, которая настигла нас, во многом способствовала эффекту, произведенному освещенными минаретами Бахчисарая. Татары, молившиеся в мечетях, череда пылающих печей, где смуглые кузнецы работали в открытых мастерских, толпы людей на рыночных площадях – все это привлекло наше внимание. Ускользнула от нашего взора только триумфальная арка, стоявшая на нашем пути и, как впоследствии я прочитал надпись на ней, возведенная для Екатерины II в 1787 году, чтобы она могла въехать в этот город через великолепный проезд. Вскоре мы добрались до дворца древних крымских ханов, его мрачное уединение редко нарушалось, за исключением случайного приезда путешественников, для чьего удобства были отведены его лучшие покои. В городе нет ни гостиниц, ни жилых помещений, где можно было бы разместиться с комфортом.

Н.М. Бороздин. Художник Д. Доу, 1825

Управляющий дворцом, предупрежденный посыльным о нашем приезде, отдал приказ, чтобы все были готовы к приему. Перейдя по небольшому мосту, мы вошли в большой портал, прошли через просторный двор и оказались в той части дворца, которая предназначалась для нас. Было зажжено так много свечей, что казалось, будто это сделали специально, чтобы продемонстрировать азиатское и княжеское великосветское владычество. Восточные сцены из «Тысячи и одной ночи», будоражившие наше воображение в дни юности,