пророках и с большим почтением. Когда мы упомянули о наказании божьем, он сказал: «Пусть мое тело будет брошено собакам, если моя душа отправится в рай». Он был женатым человеком и рассказал нам, что татарину разрешено иметь четырех жен, но спать за одну ночь более чем с одной запрещено. Мужчинам разрешалось брить бороду, пока он не достигнет сорока лет, но после это категорически воспрещено. В заключение Озман выразительно сказал: «Что касается меня, то я скорее позволил бы перерезать себе горло, чем сбрить бороду». Мы заметили, что головы татар обычно выбриты, даже у юношей, у некоторых выбриты частично, многие совершенно лысые, за исключением пучка волос на макушке. Присутствовавший русский собеседник предположил, что этот пучок татары оставляют, чтобы Магомед мог схватить за него и утащить человека в рай после смерти. На что Озман с большой горячностью ответил: «Вы, русские, позволяете своим волосам расти густыми и длинными, чтобы ваш пророк мог крепко ухватиться за них и затащить вас на небеса».

К Старому озеру примыкает деревня Гузла, в ней насчитывается семьдесят домов, и ее жители летом работают на озерах. Это была первая настоящая татарская деревня, которую мы увидели. Как и на Армянском базаре, мужчины, женщины и дети бежали с наших глаз, как от чумы.

Татарский лагерь. Рисунок Д.О. Аткинсона, 1804

Однако по просьбе пристава один из мужчин позволил нам войти в его дом. Это произвело чудесный эффект: татары окружили нас, и каждый приглашал нас в свое жилище. Мы воспользовались такой возможностью, побывали во многих домах и увидели женщин, замужних и незамужних, молодых и старых. В одном из лучших домов маленький низкий круглый стол был накрыт скатертью, на нем лежали хлеб и сметана, а на полу его окружал ряд подушек. Подобно татарам, мы уселись, скрестив ноги, на эти подушки и попробовали угощение, правда, ни хлеб, ни сливки нам не пришлись по вкусу. Когда мы покидали этот дом, все мужское население деревни, включая множество мальчишек, следовало за нами по пятам. Я предложил устроить соревнования по бегу, и молодые татары проявили большое рвение и удивительную ловкость. Наградив их призами, дав пятирублевую купюру нашему приятному спутнику Озману и раздав несколько рублей другим татарам, подбросив в воздух несколько мелких серебряных монет, что вызвало забавную свалку, мы сели в кареты и с благословениями наших новых знакомых покинули Старое озеро.

Чатыр-Даг. Художник К. Боссоли, 1840–1842

Наш маршрут пролегал через засушливую степь, и вечером мы прибыли в Дюрмень, пообедали, отдохнули до четырех часов утра следующего дня и к завтраку добрались до Сарабуза. После того как мы проехали Айбар, взору открылся Чатыр-Даг, самая высокая гора в Крыму. Вскоре после этого вся цепь гор появилась на горизонте и воодушевила всю нашу компанию. Мы встретили отряд цыган, ехавших на тележках, каждая из которых была запряжена двумя маленькими лошадками. Помимо деревень на почтовых станциях, мы заметили лишь несколько других на всей дороге от Перекопа до Симферополя и пришли к выводу, что равнинная часть Крыма пустынна. Но согласно Кастельно и превосходной карте Крыма, мы пришли к ошибочному суждению, ибо «на небольшом расстоянии в пять или шесть верст, со всех сторон есть богатые деревни, населенные людьми более счастливыми, чем они того заслуживают из-за их апатии и беспечности… Татарин любит уединение и рассматривает визит незнакомца как вторжение в его дом, покушение на его собственность и счастье…»

Но всегда следует помнить, что современные татары значительно отличаются от своих предков и сорок лет подчинения, зависимости и угнетения привели к ослаблению, если не к искоренению, всех высших чувств и принципов, не обогатив себя знаниями цивилизации или религии. Со времен правления Александра I, следует откровенно признать, было множество мер, направленных на то, чтобы бремя деспотизма становилось все менее и менее ощутимым для крымских подданных. Действительно, Александра следует не винить, а хвалить за его управление Россией: хотя он откладывал предоставление свободы своим подданным, оставлял эту меру своим преемникам или ожидал того времени, когда сами русские провозгласят свою независимость, тем не менее неуклонно поощрял и расширял возможности образования, литературы и религии в самых отдаленных уголках его обширных территорий. Если он проявил небрежность в одном важном деле империи, так это, несомненно, в вопросах правосудия, но в настоящий момент у нас есть основания полагать, что этот аспект привлекает его самое пристальное внимание. Если он возьмется за его реформирование, то это будет подвигом Геркулеса, достойным монарха, и принесет ему уважение и славу. Воистину, у русских нет справедливых причин быть недовольными своим государем, который всегда желал улучшить их нравы и возвысить нацию на более высокий уровень. Именно внешняя политика Александра настроила против него тысячи людей, а всего несколько лет назад они приветствовали его с ликованием.

Когда мы добрались до Сарабуза по пологому спуску, то были очарованы сменой пейзажа. Позади нас была однообразная равнина протяженностью в сотни миль, а теперь перед нами возвышался во всем своем величии большой горный хребет, вокруг были холмы, леса, деревни, ручьи. Мы остановились в небольшой, но превосходной гостинице, везде был порядок и чистота. Татарину, который подошел к двери с жалкой лошадью, мы дали гривенник, маленькую серебряную монету, которую он сунул себе за пазуху. Я сказал ему по-русски, что он потеряет деньги. Он коснулся одного из своих передних зубов и ответил на своем родном языке, что было нами истолковано: «Я скорее потеряю это». Такой ответ напомнил нам о восточном происхождении татар.

Покинув Сарабуз, мы галопом спустились по пологому склону, заметили многочисленные поместья, окруженные деревьями и садами, участки возделанной земли, миновали кладбище, заполненное надгробными памятниками татар, и вскоре достигли Симферополя. Мы поехали сначала в одну гостиницу, но она ремонтировалась, затем в другую, где были бильярдные, и собирались отправиться в третью, но мой старый знакомый, султан Каты-Гирей Крым-Гирей[126], неожиданно появившийся перед нами, самым любезным образом пригласил нас остановиться в его доме и не принял никаких возражений. Султан был хорошо известен в Великобритании, является потомком татарских ханов и родился среди гор Кавказа. Познакомившись с шотландскими миссионерами в Каррасе и приняв христианство, он переехал в Петербург, где проживал со своей семьей. Меня познакомил с ним доктор Патерсон[127]. Затем он поступил в Эдинбургский университет и обучался там несколько лет. Султан сопровождал мистера Льюиса Уэя[128] в его путешествии по России и