ее называют. Покинув пределы Бахчисарая, мы остановились, чтобы полюбоваться горным пейзажем: изломанные и нависающие обрывы, массивы отдельных скал и глубокие овраги. Дорога, поначалу пологая, становилась все круче по мере приближения к Чуфут-Кале. Хотя мы ехали по голым скалам, все же восхождение оказалось не таким трудным, как это представляют некоторые путешественники.

Чуфут-Кале – необычное и живописное место, но суровое на вид и мало гармонирует с величием окружающего природного пейзажа. Он занимает отвесную треугольную скалу между двумя глубокими ущельями и укреплен, если можно так выразиться, естественными стенами с двух сторон, в то время как основание соединяется с соседним холмом на севере. Улицы узкие и неровные, но чистые, а тротуар выложен голыми камнями. Там даже есть конюшни, чистые и аккуратные, что мы не ожидали найти в таком месте. Как и у татар, дома местных жителей окружены высокими стенами и построены из грубых кусков известняка, скрепленных глиной, имеют убогий вид снаружи. Паллас давным-давно насчитал население Чуфут-Кале в 1200 душ, в настоящее время оно составляет всего 1120 человек.

Доктор Ланге[139] из Симферополя дал нам рекомендательное письмо еврейскому раввину, который, как мы выяснили, только что закончил богослужение. Поскольку была суббота, он сам не мог получить письмо, но оно было передано его секретарю. Однако раввин хорошо нас принял и заказал каждому по рюмке водки, а перед нами поставили хлеб и розовое варенье. Жена и дочери раввина спрятались, и мы увидели их только тогда, когда, движимые любопытством, они украдкой взглянули на нас через решетчатые окна. Нас разместили на диване в маленькой комнате, летом ветер свободно ее продувал через решетки на окнах, а зимой они были закрыты промасленной бумагой. Раввин, человек почтенного вида, отличался своими достоинствами и пользовался большим уважением своей паствы. Он опубликовал работу по астрономии на иврите, а также показал составленный им календарь на том же языке. Евреи-караимы Чуфут-Кале, жившие с незапамятных времен под властью татар, почти полностью переняли их костюм, язык, обычаи и манеры.

Рядом с домом раввина мы посетили две почти одинаковые синагоги, простые одноэтажные здания, построенные из камня, покрытые черепицей, с маленькими решетчатыми окнами. Перед главной синагогой была площадь. Часть синагоги, предназначенная для женщин, имела отдельный вход, образовывала своего рода галерею на возвышении и полностью была закрыта решетками, чтобы не было видно обитательниц. Стены были заполнены полками с книгами, которыми пользовались прихожане во время службы, а потолки были украшены многочисленными люстрами. Нам показали различные экземпляры Пятикнижия, хранившиеся в круглых красивых витринах, в нишах стен, скрытые ширмой, и над ними было начертано на иврите «Иегова».

Во дворе другой синагоги мы нашли надпись на камне в честь Его Императорского Величества Александра I, в связи с его посещением этого места 18 мая 1818 года, что, по-видимому, доставило жителям большое удовольствие и удовлетворение.

Затем один из богатейших местных торговцев пригласил нас посетить его дом. Рассевшись вокруг низкого столика, мы выпили водки, нам подали розовое варенье, хлеб, разные виды вин, шарики из баранины, завернутые в виноградные листья, пироги с бараниной и т. п.

Мы попрощались с хозяевами и поехали дальше на север. Когда мы поднялись на холм, перед нами открылся прекрасный вид на Крымские горы. Внизу располагалась глубокая долина, покрытая деревьями и кустарником, среди которых было очень много интересных растений. Наше внимание привлек пронзительный скрип, исходивший от татарских повозок под названием «арба», полностью сделанных из дерева. У каждой было по два больших колеса, очень широко расставленных, и их никогда не смазывали. Видимо, татарам нравился этот звук, и они говорили, что «ни один порядочный человек не будет смазывать колеса своей телеги!».

Вскоре после того, как миновали руины обширного дворца Ашлама[140], мы добрались до греческого монастыря. Это сооружение выбито в отвесной скале. Я почти согласен с Кастельно, который писал:

«Нужно обладать удивительными достоинствами, уверенностью в себе или чем-то болˆ ьшим, чем человеческая покорность, чтобы выбрать такое изолированное и страшное место для проживания». Теперь монахи уже не живут здесь, только одинокая пара, старик и его жена, остались хранителями монастыря. Поскольку известковая порода мягкая, было нетрудно вырезать подземные комнаты, но нависавшая часть скалы без какой-либо опоры делала ее пугающей. Перед нею был возведен деревянный балкончик, откуда открывался вид на ущелье Чуфут-Кале и окружавшие его горы и скалы – зрелище необычайно дикое и фантастическое.

На следующий день я сопровождал одного господина из нашей компании на богослужение. Под предлогом поиска раввина, который, как мы знали, был в синагоге, мы осторожно вошли в дом и увидели его жену и четырех дочерей в комнате, где нас принимали накануне. Все они попытались убежать, кроме старухи, но им помешали. Они теперь не были похожи на тех дочерей раввина предыдущего дня, наполовину прикрытые вуалью, кого мы видели сквозь решетчатые окна. Тогда они показались нам прекрасными, как гурии, воображение снабдило их тем, в чем отказала природа. Более близкий взгляд разрушил иллюзию. В этот раз девушки оказались неуклюжими, рябыми и даже уродливыми. Они были чрезмерно застенчивыми и при нашем приближении разбежались по разным углам комнаты. С разрешения матери я прикоснулся к украшениям старшей дочери, но та была настолько встревоженной, что мы боялись, как бы с ней не случился истерический припадок.

Платья женщин не были рассчитаны на то, чтобы выгодно подчеркнуть фигуру. На головы были надеты красные шапочки, а длинные заплетенные в косы волосы свисали на спину. Дукаты, цехины и другие золотые монеты украшали их шеи. Сверху девушки надевали красивые шелковые пелерины, которые почти скрывали что-то вроде короткой нижней юбки, надеваемой поверх брюк. Под накидками они носили широкие кожаные пояса, их концы соединялись спереди с помощью медных пластин в виде замка. Этот пояс проходил не вокруг талии, а непосредственно над бедрами и разрушал всю симметрию женской фигуры. Пожилая мать чувствовала себя с нами вполне непринужденно и попросила дочерей остаться в комнате. Возможно, небольшой наш подарок оказал влияние на ее снисходительность.

Мы вошли в синагогу и остались там на всю службу. Раввин, одетый в белое и обращенный лицом к алтарю, иногда молчал, а иногда говорил, сильно жестикулируя. Прихожан было много. Некоторые держали в руках еврейские псалмы и иногда вместе читали. На плечи у них был наброшен белый льняной шарф, а на левой руке висели маленькие шелковые сумочки. Кто не умел читать, не имел ни книг, ни этих украшений, и среди них было замечено несколько юношей, но очень мало взрослых. Торговец, в