смену, и с тем, что заставляет ликвидаторов отступать снова и снова, пропуская вперед Службу быта со своими шлангами. С тварями Самосбора он справляться научился.

Но не смиряться. Не с потерями среди своих. Не с теми, кого приходится оставлять там, за целыми гермами, кто все еще ждет голоса из громкоговорителя: «Граждане, этаж зачищен!». Ждет и не слышит, как гудят в стенах насосы.

После такого сам пойдешь в процедурную и ляжешь под экраны. И не нужен приказ.

Чертила ударил себя еще дважды. «Хлоп», «хлоп» эхом от стен – и ни звука больше.

– Отставить, я сказал! – рявкнул Вова.

Хохол подскочил к Чертиле, перехватил руку. А потом вырвал грабли и прижал ими рядового к стене.

– Тебе сказали, хватит, чуешь? – сказал холодно.

Вова открыл было рот, но в последний момент передумал вмешиваться. Раздавил окурок ботинком. Служащие быта уже сматывали шланги и не обращали на ликвидаторов внимания.

Чертилу трясло.

– Ты это… – сказал ему Хохол мягче. – Сегодня ты не смог. И я не смог, и товарищ ефрейтор. Сержант, капитан – они бы тоже не смогли. Ты же видел, что там внизу, да? Туда хоть три штурмовые группы пошли на убой, итог один. Сегодня мы не смогли. А завтра, на другом этаже, сможем. Так всегда бывает. Так что держи голову на плечах, а не в сраке, и тогда, может быть, она спасет чьи-то головы еще. Пусть и не сегодня. Смекаешь?

– Так точно, – забулькал Чертила.

Вова поморщился, представив, сколько у рядового там слюней-соплей натекло в противогаз.

– Что там у вас? Прием, – спросила рация с плеча.

– Товарищ сержант, опечатка этажа закончена. Разрешите возвратиться?

– Разрешаю. По прибытии в расположение – процедуры.

V

«СЛЕДУЮЩИЕ ПЯТЬ ЦИКЛОВ ОБЪЯВЛЯЮТСЯ ЦИКЛАМИ ТРУДОВЫХ КОЛЛЕКТИВОВ. СОВМЕСТНЫМИ УСИЛИЯМИ ЗАВОДЫ И ФАБРИКИ ГИГАХРУЩА ВЫЙДУТ НА ПРИНЦИПИАЛЬНО НОВЫЙ ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ УРОВЕНЬ…» – шумели динамики под потолком распределителя.

– Ты че, плечи широкие? – набычился бритоголовый мужик с оттопыренными ушами, которого Вова случайно задел в толпе.

Ефрейтор спрятал руку с татуировкой в карман спецовки. Процедил:

– Извините, товарищ.

Лысый оценивающе глянул на его комбез с желтыми буквами на груди – Служба быта – и буркнул:

– Угу.

Вова разжал зубы и кулаки.

Увал – краткая передышка, здесь лучше не бузить, если хочешь сходить в него снова. Нельзя покидать килоблок, нельзя влезать в потасовки, нельзя брать с собой табельное, нельзя раскрывать настоящее место службы и звание: документы показывать только другим ликвидаторам, и то при крайней необходимости.

Можно провести время на служебной квартире: прихватить в санчасти разведенного спирта и нажраться до беспамятства, отоспаться или даже бабу привести. Командование, конечно, не одобрит, но у него и так дел достаточно, чтобы еще следить за бойцами в увольнительной.

Но в увал ликвидатор идет не за мягкой кроватью, где можно лежать со стаканом в руке и девкой под боком и почти целую смену плевать в потолок. Он ценит каждую возможность пройтись по этажам без автомата, не чувствуя веса снаряги, вдыхая затхлый воздух не через фильтры противогаза. Увидеть не тварей, а лица, которых не коснулась скверна последствий. Живые лица.

Но увал сейчас светит лишь отличившимся, иначе не допросишься. Зачистки идут одна за одной.

В расположение пару смен тому даже приезжали умники из НИИ Самосбора. Гаврила говорил, что из бумаг своих носа не показывают, лишь с журналами зачисток периодически сверяются. На расспросы ничего толкового так и не сказали. То есть статистику-то они собирали, но поделать с ней ничего не могли.

Ходят слухи, что есть далекие блоки, где на отдельных этажах Самосбора не видели по несколько циклов. Но если закономерность нельзя рассчитать, выходит, им просто повезло. А вот второй роте не везет.

– Ну и на кой хрен такая статистика? – спрашивал Гаврила за чисткой автомата, ни к кому в отдельности не обращаясь. Потом задумался и подытожил тихо, чтобы никто из зелени не услышал: – Статистически нам пиздец.

…Вова глянул на часы, до возвращения в Корпус оставалось меньше трех часов.

– Так куда идем-то? – спросил он Хохла, когда они спустились на два этажа от распределителя.

– Уже пришли, считай, – отозвался Лёша, шагая по коридору мимо закрытых герм.

Коридор выходил на площадку с мусоропроводом и…

– Вот. – Хохол мечтательно улыбнулся и показал на окно. – Давно хотел покурить здесь.

Вова хмыкнул и взглянул на стекло в грязных разводах, за которым в каких-нибудь пяти метрах виднелась глухая стена. Окна в их килоблоке встречались редко, и ефрейтор никак не мог взять в толк, почему многим так нравилось в них пялиться. Может, жила еще не в мозгах, но в крови народа память о тех временах, когда предки могли разглядеть за окном что-то кроме затянутой белесой дымкой бездны и бетона. Лично у Вовы такой вид вызывал лишь смутную тоску, но, может, тоска и была причиной? Притягательная и болезненная, как едва зажившая ранка, с которой сдирают свежую корочку вопреки всякой логике.

На облезлом подоконнике поверх пыли и пепла лежали горки бычков.

– Чего застыл? – спросил Хохол. Поднес горящую спичку к папиросе, которую Вова взял в зубы, но так и не прикурил.

Ефрейтор сделал первую затяжку и оторвался от пустоты за стеклом. Смотреть вниз расхотелось.

– В отпуск хочу.

– К ненаглядной своей? – Хохол выпустил дым через нос. – Далеко?

– Триста этажей… – протянул Вова и снова замер.

Холодная мыслишка коснулась затылка: «в каком направлении?». Ефрейтор тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и спросил:

– Сам думал, что будешь на гражданке делать?

– Ну-у… – Хохол улыбнулся во весь рот. – Гражданке понравится!

Покурили молча. Хохол нервно кусал папиросу, то и дело сплевывая махру, в окно почти не смотрел. Разочаровался? Вова оглянулся на мусоропровод – люк был заварен. Аккуратно положил на подоконник свой окурок поверх остальных.

– Давно спросить хотел, Лёх. – Он посмотрел на сослуживца. – Как тебя, остряка такого, в ликвидаторы-то занесло?

Хохол замялся, призадумался:

– Да какая теперь-то уж разница? – Он махнул рукой.

Вова пожал плечами.

– Я вот, например, решил отдать долг Партии, служить и защищать народ! Ликвидаторская служба делает из мальчика мужчину, укрепляет тело, закаляет дух…

– Ясно, – хихикнул Хохол тише обычного, будто по инерции. – Тебя тоже никто не спрашивал.

– Скорее всего, сам уже и не вспомню толком. – Вова отошел от подоконника. Ему вдруг захотелось забетонировать все окна в килоблоке, и в остальных тоже, избавить Гигахрущ от этих атавизмов, от той тоски, что скрывается за стеклом. – Пойдем?

– Погодь, тут это… – Хохол остался на месте, не решаясь поднять взгляд. Его рука застыла за пазухой, топорща спецовку.

– Чего мнешься? – спросил Вова, догадываясь, что окно было лишь предлогом. – Учти, если ты меня на свидание привел, то надо было взять спирта. И давай без поцелуев.

– Хорош ржать. Слухай… – Хохол выглянул в коридор, проверяя, что там никого. – Оператор может к нам подключиться в увале?

– Да не должен… – Вова задумался.

Ликвидаторы об операторах знали мало: ни сколько их, ни как они выглядят и откуда работают. Даже предел их возможностей представлялся слабо.