себя надеялась, что Молчанова еще не успела избавиться от полотна и передарить его кому-то еще. Анна Васильевна сообщила свой адрес, мы поехали прямиком к ней домой.

Молчанова оказалась полной женщиной, одета она была в халат и тапочки. Возраст — примерно такой же, как и у Антонины Михайловны. Жила женщина с мужем, который сейчас смотрел телевизор и на нас не обратил никакого внимания.

Анна Васильевна сразу перешла к делу, поинтересовалась, с какой целью мы приехали. Я повторила ей легенду про статью о старой картине и спросила, у нее ли подарок Антонины Михайловны.

— Да, конечно, — подтвердила женщина. — А зачем вам картина? Вы ее сфотографировать хотите?

— Не только, — улыбнулась я. — Я хочу установить имя и фамилию художника. Картина ведь не подписана?

— Нет, вроде не подписана… Не знаю, чья она. Но явно не шедевр из Эрмитажа. Я хоть в живописи и не особо разбираюсь, но мне кажется, особой ценности она не имеет. Чья-то кустарная работа.

— Ценность она имеет благодаря своей истории, — заявила я. — Я как раз занимаюсь подобными вопросами, и если мне удастся узнать, что за художник ее написал, статья получится очень интересная! Я даже дам вам экземпляр журнала на память!

— Спасибо… Но картину-то вы мне вернете? — насторожилась Анна Васильевна.

— Конечно, верну! Я возьму ее у вас на время, дня на два. Вы ведь не возражаете? Если нужно, расписку напишу!

— А Антонина в курсе, что вы хотите забрать ее подарок? — спросила Анна Васильевна.

— Естественно, она и дала мне ваш номер! — воскликнула я. — Если хотите, можете сами ей позвонить и узнать!

Молчанова оказалась особой недоверчивой, она тут же достала телефон и набрала номер Антонины Михайловны. Убедившись, что я говорю правду, Анна Васильевна попросила нас подождать, а сама ушла в другую комнату. Спустя некоторое время она вернулась с картиной в пластмассовой белой раме. Размер полотна оказался небольшим — примерно пятьдесят сантиметров по большой стороне, в пакет картина помещалась легко. Изображенный на полотне пейзаж показался мне довольно симпатичным, хотя человека, более далекого от изобразительного искусства, чем я, трудно представить.

Я недоумевала, что в этой картине такого, ради чего стоило похищать человека и, возможно, убивать Максима Рожнева. Что-то мне подсказывало, что преступник — один и тот же человек. Сперва он выслеживал Настю, напал на нее, искал картину в ее квартире, а потом убил Рожнева. Затем последовало похищение Маши Загорной, и чем закончится вся эта история, пока было неизвестно.

Я поблагодарила Молчанову, аккуратно положила картину в пакет, после чего еще раз клятвенно заверила женщину, что картину верну ей в целости и сохранности.

Мы попрощались с женщиной и вышли из квартиры.

— Я все равно не понимаю, зачем похитителю эта картина! — воскликнула Настя, когда мы сели в машину. — Она же… она же совершенно обычная! Или это произведение какого-то художника?

— На этот вопрос я ответить тебе не смогу, — проговорила я. — Из художников я знаю только Айвазовского, который по морю загонялся. Ну еще, может, пару фамилий вспомню, Ван Гог еще и Пикассо. На этом мои скромные познания заканчиваются, так как изобразительное искусство не входит в круг моих интересов. Зато я знаю, как можно выяснить абсолютно все об этой картине.

— Ты не собираешься отдавать ее в обмен на Машу? — насторожилась Ленская. — Но тогда мою подругу убьют! Ты же слышала, что говорили по телефону!

— У нас есть время до завтрашней ночи, — напомнила я. — А пока я собираюсь отвезти картину на экспертизу. Давай не будем терять время, его у нас не так много…

Мне нужно было получить заключение как можно скорее, поэтому я позвонила Хабарову и узнала, куда лучше отвезти картину.

Никита сообщил, что наиболее точные данные можно сделать в экспертной службе, которая как раз специализируется на произведениях мирового искусства.

— Я тебе дам телефон одного человека, его зовут Константин Михайлович Шебарев, — произнес Хабаров. — Ты не обращай внимания, он немного странный, но свое дело знает хорошо. Он настоящий профессионал, разбирается в искусстве получше любого искусствоведа, принимает на дому, но у него есть все необходимое оборудование. Если его заинтересует твоя картина, он сделает анализ произведения сразу же, даст настолько точные результаты, что сама удивишься.

— Отлично, такой человек мне как раз нужен! — заявила я. — Давай телефон!

Хабаров продиктовал цифры, потом проговорил:

— Только еще раз предупреждаю: он очень странный. Тебе может показаться, что он не в себе, но это обманчивое впечатление. Такого профессионала надо еще поискать! Позвони ему и скажи, что приедешь.

— Хорошо, — сказала я.

Поблагодарив приятеля, я положила трубку. Потом набрала номер Шебарева.

Трубку Константин Михайлович взял не сразу, я ждала довольно долго.

Наконец Константин Михайлович ответил:

— Слушаю вас.

По голосу Шебарева я определила, что человек это пожилой, навскидку — лет шестьдесят, а то и больше.

— Константин Михайлович, здравствуйте! — начала я. — Мне ваш номер дал Никита Хабаров, он рекомендовал вас как человека, разбирающегося в искусстве. Мне очень нужна ваша консультация.

— А что именно вас интересует?

— У меня с собой картина, я хочу отдать ее вам на экспертизу, — пояснила я. — Результаты мне нужны как можно быстрее, от этого зависит жизнь человека!

— Гм… начало весьма занимательное, — заметил Шебарев. — Что ж, я подумаю, когда вам назначить аудиенцию… Так, милая дама, приезжайте-ка вы сегодня в половине девятого, к тому времени я как раз освобожусь. Вы знаете, где я живу?

— Буду вам признательна, если вы сообщите точный адрес, — в тон своему собеседнику ответила я.

— Что ж, записывайте… Улица Зарубина, дом сорок два, квартира пятьдесят восемь, — продиктовал Константин Михайлович. — В половине девятого жду вас с вашей картиной, не опаздывайте!

— Хорошо, — пообещала я. — Не опоздаю.

Закончив разговор, я посмотрела на часы. Было начало восьмого вечера, и, судя по состоянию дорог, уже сейчас надо было выезжать на улицу Зарубина. Раз Шебарев просил не опаздывать, лучше перестраховаться, ведь, по словам Хабарова, Константин Михайлович — тип странный, с него станется и вовсе не впустить нас с Настей в квартиру, если мы приедем чуть позже назначенного времени.

Я не ошиблась, решив выехать заранее. На этот раз пробка была по причине аварии, и растянулась она аж на десять километров. К счастью, мы успели вовремя, и ровно в половине девятого я позвонила в домофон квартиры номер пятьдесят восемь.

Открыли сразу, мы вошли в подъезд и на лифте поднялись на пятый этаж. Дверь в квартиру номер пятьдесят восемь была открыта, но нас никто не встречал. Мы прошли в небольшую прихожую, разулись и повесили