Я замялся, но все же спросил:

– Ты ведь жог… Кто тебя вообще может интересовать, ну, для дружбы? Для особой дружбы?

Ягайло ловко подцепил мяч носком ноги, подкинул, начеканил несколько раз на коленке, затем подбросил выше и раз пять отбил его головой, совершенно не напрягаясь при этом.

Для меня даже набить десяток раз на колене было совершенно невозможно, а он этим не очень-то хорошо накачанным мячиком для офисных тренингов творил что-то невообразимое.

– Это сложный вопрос, но я отвечу, – сказал он, подхватив мяч в руки. – Дело в том, что и жоги, и хофы, по меркам людей, асексуальны. То есть нам нравится тактильный контакт, обниматься, может, немного толкаться и так далее. Я раньше думал, что это так у всех, но потом поговорил с патагонскими шаманами, и они мне объяснили. У вас, у обычных, есть инстинкт размножения. Он может толкать вас в ответвления, которые приведут к зачатию ребенка или не приведут, но именно он толкает вас во все эти, как говорил один мой приятель, «блудняки». У нас, у хофов и жогов, нет такого инстинкта. Мы – тупик. Нам достаточно того, чтобы нас любили, нами восхищались, ставили нас в пример. Дослушивали до конца – это очень, очень важно! При этом мы можем засунуть что-то в другого человека или позволить засунуть в себя, но это не просто не самоцель… Это вообще про другое. Не про нас как про настоящих. Представь певца, который обожает петь, но при случае может немного и станцевать. И он попадает в город, где вообще не ценят песни, зато танцоров носят на руках. И он – специально! – перестает танцевать, просто чтобы показать им, что пение – тоже важно. Вот это вот про нас.

– Ты объединяешь хофов и жогов, – осторожно начал я. – Но вы ведь совсем разные.

– Да ерунда, – ответил Ягайло. – Я дружил с несколькими хофами. Им проще, их не преследуют, им не пытаются ничего отрезать. В некоторых странах им позволяют даже нормально жить. У нас одинаковое восприятие мира. Нам просто нужно, чтобы нас любили и не относились к нам как к уродам. У хофов это получается чуть лучше, у жогов – сильно, сильно хуже. Да, они рисуют картины или создают барельефы. Они «аккуратисты и педанты с большим творческим потенциалом», как говорил мой приятель. А мы – мы ходячие биохимические фабрики. Я могу есть все подряд: картон, мел, гнилье. А потом случается стресс, меня пугают, или же происходит что-то, что меня восхищает, – и я выдаю на окружающих людей коктейль из феромонов. Можно сказать, что у меня постоянный Блеск, только вот я не пытаюсь никого принудить к сексу, я просто хочу, чтобы меня оставили в покое или там чтобы вместе со мной насладились красотой симфонии или картины!

Я смотрел на него и одновременно верил ему и не верил, понимая, что он – недоговаривает. К хофам относились проще не потому, что они безопасны.

– Я чувствую, что ты думаешь. – Ягайло направил на меня палец. – Ты думаешь, что я опасен. Но подумай вот о чем: в нескольких странах жоги спокойно живут веками и поколениями. И ничего, никто там не сходит с ума целыми городами, не случается внезапных войн и революций! Есть хорошие и плохие люди. Есть хорошие и плохие жоги. Но почему чаще всего никто не спрашивает меня, хороший я или плохой? Почему меня сразу пытаются убить? Пара плохих жогов испортила нам эту, как ее, слово такое мутное…

– Репутацию? – подсказал я.

– Тоже хорошее слово, – обрадовался Ягайло. – Такое же мутное. А они, может, и не были плохими, но их раз попытались убить, второй, потом предложили отрезать яйца – вот они и разозлились. А если жог разозлился, тут всякое возможно.

Он сел около доски, взял маркер, снял крышку и начал посасывать стержень.

– Спирт любишь? – спросил я.

– Ох ты ж святые предки, – опомнился Ягайло, отбрасывая от себя маркер. – Только папе не говори!

– Да у тебя на лице все написано, – растерялся я.

И действительно, губы у Ягайло стали синими от маркера. Тем временем раздался хлопок – это вошел дядя Сема. Он шумно разулся, затем вошел в переговорку, в которой сидели мы, и сразу обратил внимание на посиневшие губы.

– Много успел съесть? – сурово спросил он.

– Вообще почти ничего, братик сразу отсек, – отчитался Ягайло. – Я даже не заметил!

Дядя тяжело вздохнул и сел рядом со мной. Он хотел что-то сказать, но только снова тяжело вздохнул. Наконец он собрался с силами:

– Жоги могут есть что угодно. Ты сталкивался с тем, что требуют беременные?

– А они требуют чего-то особенного? – уточнил я.

– Ха! – Дядя криво улыбнулся. – Внутри них зреет новая жизнь, организм отдает что может, а чего не может, требует ему выдать. Селедку в сахаре, мел. Я, когда был беременным, обожал персиковое мороженое, но не просто есть – а кушать его, занюхивая пивом. В общем, организм беременного человека находит способы донести, чего ему не хватает. Жог – как будто постоянно беременный. Вкусы меняются каждый день. Внутри – гормональная фабрика. При этом, если позволить себе жрать что хочешь, начинаются эмоциональные качели с постоянным выбросом феромонов. Снижаются когнитивные функции, повышается эмоциональность, и рано или поздно…

– Жог становится плохим, – закончил Ягайло. – Папа, я не хотел пугать братика. Я, вообще-то, на диете. Постоянно.

Я посмотрел на них и внезапно увидел то, что было понятно с самого начала. Во-первых, они были похожи между собой. Во-вторых, они были похожи на меня – не зеркально, конечно же, но какие-то черты вроде фамильной ямочки на подбородке или вытянутых ушей прослеживались.

В-третьих, они были командой. Не семьей в нашем понимании, когда старшие заботятся о младших и зачастую несут им добро, которое младшим вообще не нужно.

Они действительно понимали друг друга и уважали, без страха или давления. Я почему-то вспомнил Гошу Володиевича, врача, и подумал о том, что у него в семье так же. И еще – что у нас с Раннэ тоже могло бы быть так же, если бы вообще могло быть.

– Яго, тебе придется уснуть, – сказал тихо дядя. – Мы положим тебя в мешок и вынесем сквозь Бурю.

– Я не хочу в мешок, – так же тихо ответил Ягайло. – Почему я должен в мешок?

– Это даст тебе небольшой шанс, – объяснил дядя. – Если ты останешься здесь, тебя найдут и убьют, как только закончится Буря. А если согласишься, чтобы тебя вынесли в мешке, то, возможно,