Она уходит, а я ложусь на кровать, растягиваюсь на спине и смотрю в потолок. Сердце бешено колотится о ребра. Голова кружится, дыхание стало совсем поверхностным. Сосредотачиваюсь на нем, стараюсь дышать глубже. Сейчас не хватало только, чтобы мое несчастное, уставшее, перегруженное тело отключилось из-за панической атаки. Надо оставаться начеку, сохранять концентрацию. Возможно, впереди серьезные трудности, и надо морально к ним подготовиться.

На пороге появляется Бен. На губах улыбка до ушей, а в руке он несет новенькое автокресло.

– Прости, немного опоздал. Пробки утром жуткие. Такое чувство, что все одновременно ринулись учиться и работать. – Он обнимает меня, целует в щеку, оглядывается. – А где Броуди?

Беру его за руку и крепко сжимаю.

– Доктор сказала, что нужно провести еще несколько обследований до выписки.

– Ох.

– Она только ушла. Жаль, что вы разминулись…

– Прости, – повторяет он.

– Да нет, я же не в укор тебе. Просто я маловато вопросов ей задала. С ног валюсь от усталости, и голова кружится.

Бен гладит меня по волосам, убирает с лица растрепавшиеся прядки.

– Уверен, все будет хорошо.

Его появление мгновенно меня успокаивает. Он точно теплый бальзам на мои обнаженные нервы. Сложно сконцентрироваться на происходящем, хотя эмоции так и норовят порвать меня на кусочки. Стоит запаниковать, и я наверняка все испорчу, поэтому стараюсь думать о том, до чего же чудесно будет вернуться домой и воссоединиться в семейном гнездышке. Да и потом, скорее всего, я зря так распереживалась и Броуди ничего не грозит.

Мы говорим о сыночке. О моих чувствах. О работе Бена и о том, как мы будем проводить дни, пока он с нами дома.

Вскоре возвращается доктор Сива с Броуди на руках и говорит, что мы можем ехать домой и что результаты обследований ожидаются через несколько дней, но если нас что-то встревожит, нужно сразу ей звонить. Благодарим врача и собираем вещи. Я устраиваю Броуди в автокресле, Бен берет сиденье за ручку и несет, а во второй руке тащит мой чемодан. Мне остаются цветы; прошу у медсестер картонную коробку, чтобы проще было нести.

Долго возиться, чтобы как следует пристегнуть Броуди к сиденью, не приходится, но я все равно нервничаю. Правильно ли мы действуем? Такой ли щелчок должен звучать, когда фиксируешь кресло? В голове миллион мыслей, и каждая связана с малышом. Больше в сознание ничего не проникает. Во мне нет места и сил ни для чего другого.

* * *

Распахиваю глаза, впервые за несколько дней чувствуя себя отдохнувшей. В спальне темно, но часы на прикроватном столике показывают, что сейчас четыре пополудни. Почти весь день мы провели дома. Когда приехали из больницы, я приняла душ, переоделась и проспала целых три часа. Теперь ощущаю себя почти человеком. Радость вдруг накрывает меня мощной волной, и я невольно улыбаюсь. Потом спускаю ноги на пол и тащусь на кухню.

Бен сидит в столовой, рядом с ним – детская люлька. Муж читает, но при виде меня расплывается в улыбке.

– Броуди еще спит, – шепотом сообщает он.

Ставлю чайник, ищу в буфете, чем бы перекусить. Я голодная как волк! Нахожу чипсы, а в холодильнике – порционную упаковку французского лукового соуса. Мощный заряд углеводов теперь обеспечен. Сажусь за стол и начинаю есть, слушая рассказ Бена о книге, которую он сейчас читает.

Стук в дверь пугает нас обоих: сегодня мы не ждем гостей. Плетусь к двери, открываю ее и с удивлением вижу перед собой бабулю и тетю Шарли. Бабулин ортопедический фиксатор нелепо выглядывает из-под синей льняной юбки. Радостно вскрикиваю, заключаю Шарлотту в объятия. Мы не виделись несколько месяцев, и я только теперь понимаю, до чего же по ней соскучилась.

– Ты приехала!

Она со смехом целует меня в щеку.

– Ну как пропустить такое событие! Пусти меня в дом поскорее, не терпится увидеть маленького ангелочка!

Волосы у нее седые, она носит стрижку «боб» – пряди, срезанные под углом, прикрывают уши. Таких голубых глаз, как у нее, я больше ни у кого не видела – не считая, конечно, бабули. Шарли врывается в дом, нахваливая на ходу новый диван, картину на стене, которой раньше не видела, и, конечно, Броуди – при виде него она приходит в полный восторг. Бабуля медленно плетется за нами.

– Какой хорошенький! Точь-в-точь ты в его возрасте! – со слезами на глазах восклицает Шарлотта.

– Уж не знаю, если учесть, что он как две капли воды похож на папу, – замечаю я, – но все равно спасибо, тетя Шарли. – Я обнимаю ее за талию и притягиваю к себе.

– Все дело в твоей ауре, – заявляет она и подмигивает.

– Ну волосы у него точно не мои, – говорю я. У меня они рыжие и вьются, а у Броуди – прямые и угольно-черные, как у Бена.

Я сажусь на диван с ба и Шарлоттой и рассказываю обо всем, что случилось: о родах, об улыбке Броуди, которая мне, скорее всего, почудилась, но вселила твердую уверенность в том, что он развит не по возрасту. Потом Шарлотта делится последними событиями из новозеландской жизни.

– Я теперь беру уроки рисования, – сообщает она.

– Прекрасная идея! Уверена, это твое!

– Мне всегда нравилось фотографировать. Рисование – следующая ступень.

Бабуля фыркает.

– Тоже мне художница, в тебе ведь и грамма таланта нет!

– Ба! Ну чего ты грубишь? – возмущаюсь я.

– Это не грубость, а чистая правда.

Шарлотта только смеется.

– Ничего страшного. Она просто не выносит, если ты уделяешь мне больше внимания, – Шарлотта берет сестру за руку и сжимает. – Не ревнуй, Вирджиния, она и так постоянно у тебя под бочком. Дай и мне урвать немножечко любви!

Бабуля закатывает глаза.

– Ревновать? Вот еще глупости. Мне семьдесят семь, я вам не какой-нибудь прыщавый подросток.

Смотрю на них – и сердце вновь радуется. До чего приятно видеть их вместе, даже когда они вот так друг друга поклевывают. Обе точно сошли с открытки с видами идеальной жизни «семьдесят плюс»: благородная седина, стильные стрижки «боб», пронзительные голубые глаза, красная помада, модные, но не кричащие наряды приглушенных летних оттенков.

– Расскажи, как дела у Броуди, – неожиданно просит ба.

У меня екает сердце, поскольку неизвестность заново выбивает почву из-под ног.

– На вид все прекрасно. Но доктор решила провести дополнительные исследования на всякий случай.

– С чего бы это? – настораживается Шарлотта.

– Во время осмотра у него губы были синеватые. Может, ее еще что-то насторожило, но она об этом не сказала. Велела не беспокоиться, так что стараюсь следовать врачебным рекомендациям. – То есть не проверять, как заведенная, жизненные показатели сына, а ждать