— От вынужденного безделья собака превращается в модное украшение квартиры… — грустно сказал парень-спортсмен.

— О, нет, — перебил его бородатый и, театрально вскинув руку вверх, добавил: — Соба-ака! Сколько в ней нежности, трепета, восторга при каждой встрече с хозяином. Как неустанно свежа она в этой своей любви к человеку…

— Чую, у вас тоже есть собачка, — крепыш подмигнул бородатому.

— Не собачка, а прекрасный эрдельтерьер, — гордо уточнил бородатый. — Симпатяга. Вернейший друг.

— Но ваш эрдельтерьер только ВАШ друг. А кто для него я, например, или вот он? — спросил бородатого Яша. — И кто для вас та собачка, что мерзнет там на ветру?

— Не понимаю вас. — Бородатый без интереса посмотрел в неспокойное лицо Яши. — Впрочем, догадываюсь, о чем вы… Но этак и я могу упрекнуть, почему вы не муж всех идущих по улице женщин?

— Мне и с одной хорошо, — жестко ответил Яша.

— Мне тоже… достаточно одного эрдельтерьера, — с желчной вежливостью сказал бородатый.

Яша натужно умолк, не сказав, толком не выразив того, что думал. Он не желал спорить, особенно с этим бородатым, натыкаясь, как на льдину, на его холодный взгляд и на такой же холодный голос. Ему хотелось лишь приблизить интерес этого собаколюба к конкретной судьбе рыженькой собачонки.

Сам Яша собак никогда не держал, хотя давно, в детстве, играл, водился в деревне с Жучками, Бобиками, Шариками. Они были шустрые, смышленые, ласковые, эти мелкорослые дворняги, умели за корочку хлеба «служить» на задних лапках, звонким лаем объявляли о появлении в деревне пришлого человека, стерегли стада и огороды, бесстрашно вылавливали полевых грызунов — так органично и деятельно вплетались в трудовую жизнь и быт людей, что без них, непривередливых и покладистых дворняг, жизнь была бы скучна да и немыслима, как без птиц. Но совсем иной, странной, ущербной, вовсе не собачьей виделась теперь Яше жизнь городских комнатных собак. В подъезде пятиэтажки, в которой он жил, тоже были собаководы. Рано утром, когда Яша трусцой сбегал по лестничному маршу, спеша на работу, ему встречалась тонкомордая гончая, которую в гордом молчании вел с прогулки худенький курносый подросток. Вечером, перед сумерками, он опять выводил во двор свою высокую и длинную собаку и, держа ее на поводке, царски посматривал на бессобачное мальчишеское общество двора. Однако со своей желто-белой гончей он зачастую оказывался в одиночестве, так как не мог показать мальчишкам, на что же конкретно она способна. Небольшой, засаженный молодыми тополями двор был мал, тесен для гончей, сделав два, три прыжка, она сразу же на что-нибудь натыкалась и была похожа на огромную щуку, которую пустили в домашнюю ванну с водой. Иногда гончая, будто завидев что-то вдали, воинственно изготовлялась для броска, для скоростной погони. Но это ей лишь грезилось, мерещилось, наверное, — и степная даль, и азартный гон, на самом же деле догонять во дворе было некого. Словом, гончая годилась только на то, чтобы ее показывать. В руках курносого подростка она выглядела живой, красивой, но очень громоздкой игрушкой, играть с которой несподручно.

В квартире первого этажа тоже держали собаку. Каждое утро на прогулку выходила оттуда пожилая женщина, ведя на ременном, украшенном серебряным узором, поводке молодую овчарку. В дальнем углу двора, возле скученных гаражей, женщина отцепляла поводок, и овчарка, получив волю, радостно-возбужденно носилась вокруг своей милостивой хозяйки. Яша однажды увидел, как овчарка, взволнованная запахами утренней земли, вдруг начала сноровисто расчищать передними лапами замусоренную колдобину. Яша даже заинтересовался и подошел поближе к даме с «собачкой»: видно, какого-то зверька унюхала под землей и так азартно раскапывала его нору. Но Яша разочарованно улыбнулся, когда увидел в зубах собаки старую, безногую куклу: та, терзая ее когтями, грозно рычала, взлаивала и была жалка в этом своем самообмане. Искусственный, ложно-тревожный лай и угрожающие прыжки ее были нелепы и смешны, потому что нельзя ж такой огромной собаке с серьезным лаем бросаться на безропотную куклу. Однако овчарка скалилась и лаяла, она просто соскучилась небось по собственному лаю и, заимев хоть малейший повод, напоминала белу свету о том, что она собака и еще не разучилась гавкать…

Уходя со двора, Яша стал зачем-то припоминать все выдающиеся способности этой именитой породы, которые ныне за ненадобностью все более притупляются, почти утеряны: парное теплецо комнатного уюта, пожизненное ничегонеделание, отсутствие риска и опасности постепенно гасят в комнатной овчарке все знаменитые ее качества.

Разговор о друге человека меж тем продолжался.

Ожидавшие прислушивались.

— И что это за собака, у которой жизнь кошки? — возражал бородатому парень-спортсмен.

Яша мысленно поддакнул ему, хотя по собачьему вопросу он не желал бы спорить ни с теми, кто уверял, что собака — верный помощник человека во многих его делах, ни с теми, кто, живя в асфальто-бетонной громадине города, тоскует по всякой живности, обзаводится каким-либо зверьем, нисколько не осуждая своих мохнатых, четвероногих домочадцев за невольную праздность их жизни. Говорят же: чтобы собаки окончательно не вымерли, люди разобрали их по домам. Ну и бог с ними, с собаками. Пусть живут в теплых квартирах. Тем более, что если уж судить о собаке — добрая или злая она, мудрая или дурная, тут прежде надо говорить о ее хозяине, который вырастил и воспитал ее — каков он, такова и она.

Яше не нравился не сам разговор о собаках, а беспутность его: без пользы он, чешут языки и только. А что не поинтересоваться бы этим собаколюбам той рыженькой?..

Какой она породы и что это за правило, порядок, вид дрессировки ли какой — вот так на привязи собак морозить?!

Яша демонстративно встал и вышел на лестничную площадку покурить. Из приоткрытой форточки вместе с посвистами ветра долетало слабое поскуливание рыженькой. И то ли от этого слитого плача собачки и вьюги, то ли от разговора этого тягостного Яше стало зябко, по телу опять засновал озноб. Дымя сигаретой, он поискал в кармане пиджака монету и по лестнице пошел вниз, на первый этаж, где был телефон-автомат. Он набрал номер и услышал голос Лизы:

— Ты?.. С легким паром, что ль?

— Не ходил еще, очередь тут…

— Шел бы домой… Нина Климова сейчас звонила. Она уж своего Петю в ванне напарила, горчичниками обклеила и в постельку уложила. А ты ходишь там… И знаешь, что она мне сказала? Она же технолог ПТО, все дела там наверху знает. Говорит, Петя и Яша своим геройством Паратова от выговора спасли. Профремонт