— Не знаю, — негромко сказал Яша. Он сидел за столом в позе виноватого человека, изредка вскидывая на жену усталые глаза.

— А ты… ты хоть подумал о нас?

— Думал. Я вспомнил, что нынче суббота и ты собралась стирать. Но включила бы ты стиральную машину без электроэнергии? Потом вспомнил еще, что… свадьба же у Гали Косицыной, нашей нормировщицы. В трестовском кафе наметили. Но что за свадьба без света?.. Да и главного инженера жалко было, бледный, как снег. Еще бы: такая авария…

— Ох, какой ты сердобольный для всех. Прямо герой. А по-моему, ты самый настоящий издеватель. Трудно было позвонить? Весь день ждала… Это ж такая мелочь — взять и позвонить, — всхлипывая, все тише выкрикивала Лиза.

— Мы же на высоте работали. Когда звонить?.. Все начальство внизу собралось, каждое движение наше стерегло… Когда мы с Петей спустились, Паратов, наш главный, обнял и поцеловал меня. А у Пети спросил, какой у него разряд. Петя ответил: третий. Главный ему тут же при всех объявил: «Отныне четвертый будет».

— Гер-рои…

…Яша шагал по заснеженному тротуару и в мыслях улаживал спор с Лизой. Хотелось понятнее ответить ей. Да и себе тоже, а заодно и корреспонденту трестовской многотиражки, который донимал его тем же вопросом, только выражал его иными словами: «Что толкнуло вас на этот мужественный поступок?» — «Не знаю, — ответил Яша. — Надо было кому-то… Авария же».

Порывы ветра, толкавшие в грудь, заметно поослабли и лишь напоминали, как крепок и морозно колюч был этот посвистывающий северяк там, на семидесятиметровой высоте. Он высекал из глаз слезы, комкал и сносил летящие с земли команды главного инженера, и верхолазам приходилось соображать самим, надеяться во всем только на себя. Сперва они поднялись на крышу главного корпуса ГРЭС, а оттуда по высотной мачте-опоре взобрались к гирляндам толстых изоляторов. Чуть передохнув, стали спускаться по этим гирляндам к концам лопнувшего шлейфа. Ветер, как хотел, раскачивал их, мороз леденил губы, дыхание, доставал и сковывал в меховых перчатках пальцы рук. Валенки скользили по изоляторам, к которым они пристегнули себя монтажными карабинами. Второй час мерзли, коченели, а самое трудное было еще впереди — гайки отвернуть, снять лопнувший шлейф, спустить его на лебедке вниз, затем поднять и точно завести, зашплинтовать новый… Климов стучал кулаками по изоляторам и, чуть не плача, кричал одеревенелым ртом частушки…

То ли от воспоминаний этих, то ли от холода Яшу охватывал озноб, и, несмотря на скорый шаг и теплое пальто, он никак не мог согреться. «Простудился, кажись. Скорее в парилку — и сразу будет порядочек…» — подходя к бане, весело-утешающе подумал он.

Когда взялся за скобу на входной двери, то вдруг услышал за спиной визгливо-резкий лай. Яша оглянулся и увидел справа, у входа в баню, маленькую, дрожащую от холода рыжую собачку. Вот она метнулась за кирпичный угол бани, желая схорониться там от ветра, но ремешок, за который она была привязана, не пустил. Пока Яша стоял возле двери, в баню вошли два или три человека. Собачка по очереди робко ласкалась к каждому и, путаясь в ногах, взбегала по ступенькам бетонного крыльца бани в надежде прошмыгнуть в дверь, в теплое нутро здания. Но в тот момент, когда дверь отворялась и волна теплого воздуха опахивала собачку, поводок натягивался и резко останавливал ее. Дверь захлопывалась перед самым ее носом. Эти неудачи повторялись, наверное, уже много раз, но собачка, ища спасения, продолжала метаться, бегать от угла бани до входных дверей — куда отпускал ее трехметровый поводок.

Она подбежала к Яше, села в двух шагах от него, нетерпеливо дожидаясь чего-то. Яша только понаслышке знал о породах собак, был безразличен к ним, но эта рыженькая бедолага приглянулась ему. Даже в своем несчастии она выглядела привлекательно, не походила на какую-то потертую бездомную шатоху, которую шалуны могли вот так для потехи привязать.

Нет, это была ухоженная, знавшая заботливую руку хозяина собачка.

Он глядел в черные, чуть навыкате, красивые, блестящие, наверное, от слез глаза собачки, а думал о ее хозяине, который по каким-то немыслимым соображениям устроил ей такую казнь.

Дрожа всем телом и нетерпеливо переступая на сыпучем снегу лапками, рыженькая с неистовой надеждой глядела на него. Яша же остолбенело стоял и клацал зубами от холода. Это его бездействие было непонятно ей, возмущало ее, наверное; она тоскливо заскулила, а потом вдруг залилась жутким, гневно рыдающим лаем.

«Что вы делаете со мной? За что?..» — будто кричали ее горячие глаза, как бы жаловался этот плачущий и уже осипший на морозе лай.

«Вот наказание-то, хуже не придумаешь, — озадаченно завертел головой Яша. — А ведь есть же хозяин, коль привязана…»

Он поманил рыженькую, она завиляла коротким хвостом и, сдерживая резкое (это угадывалось по всему) желание броситься навстречу зову, не спеша, осторожно подошла к нему. Яша присел и погладил ее по вздрагивающей спине. Собачка радостно взвизгнула и прижалась к Яшиным коленям.

— Озябла? Э-эх… Но ты погоди, рыженькая, не липни ко мне. Надо же выяснить, кто тебя забыл тут? — пробурчал Яша и зашагал к двери.

В кассе приобрел билет и на редкость хороший веник. Сдавая пальто, спросил у девушки-гардеробщицы:

— Это чья ж, слышите, собачка там привязана?

— Кто знает?.. Народу тут всякого… Может, сам моется, а она на морозе… Давненько там скулит, аж тошно, — устало возмутилась гардеробщица, взяла Яшино пальто и небрежно-ловко кинула его на вешалку. Девушка была молода, но не в меру, как-то ненужно, печально толста и, пожалуй, от этого — груба и сердита.

— Она ведь замерзнет. Маленькая… А если ее сюда пустить? — нетвердо предложил Яша.

— Еще чего!.. Ладно. Взяли номерок, гражданин? И шагайте, — скучно сказала гардеробщица, а когда он повернулся и пошел в мужское отделение, она добавила вдогонку: — Может, ее специально забыли. У магазинов, на дачах вот так привязывают и бросают. С поездов выкидывают, чтобы не догнала, не нашла…

«Ничего. Сейчас выйдет хозяин и заберет рыженькую», — утешал себя Яша, поднимаясь по ступенькам лестничного марша на второй этаж. Встречь ему прошли мужчина и паренек — с распаренными, в бисеринках пота лицами. «Вот кто-то из них, наверное…» — угадывал Яша хозяина рыженькой.

В просторном вестибюле почти все места были заняты. «В такую погоду сюда могли притащиться лишь заядлые парильщики. Вот уж полечимся!» — Яша с отрадой взглянул на очередь, сел в крайнее креслице и, чтобы занять себя чем-то, вытащил из сумки газету, в которую Лиза завернула ему белье — номер трестовской многотиражки «Строитель». Сразу же вспомнились остроглазый паренек — корреспондент, его вопросы,