Шрифт:
Закладка:
– Но надо непременно что-то делать! – взволнованно промолвила Эльза. – Я чувствую, что барон, пользуясь покровительством Форселя, что-то замышляет. Кроме того, по имеющейся у меня информации, и сам начальник порта благоволит к немцам. Он принимал офицеров со сбитого над Мамелем «Цеппелина», как самых дорогих гостей, и даже хотел усадить их за один праздничный стол со своими офицерами, но те демонстративно отказались преломить хлеб с врагом.
– Я уже осведомлен об этом, – пояснил Баташов, – и хочу, чтобы вы не заостряли на этом своего внимания. Скажу больше, Владимир Петрович Форсель водит знакомство с бароном по моей просьбе. А что касается Монтфеля, то контрразведка фронта наблюдает за ним уже не первый месяц, и, что самое интересное, в последнее время деятельность этого типа значительно активизировалась. Этот факт еще раз подтверждает наше предположение о том, что немцы готовят на этом направлении наступательную операцию. В Кенигсберге формируется отряд генерала Лауенштейна, которому поставлена задача захватить Либаву при поддержке флотилии гросс-адмирала принца Генриха. По имеющимся у нас данным, немцы планируют сосредоточить здесь весь свой флот, находящийся на Балтике. Именно поэтому я прошу вас, дорогая моя Эльза, не растрачивать понапрасну свои силы и обаяние на барона и иже с ним, а помнить о главном! Ваша задача – заслужить доверие морских офицеров. Мы должны получать информацию о германском флоте из первых рук. А с бароном я разберусь сам…
– Но, Евгений Евграфович, – перебила Баташова взволнованная Эльза, – Монтфель явно готовит диверсию.
– Вы уверены в этом?
– Да. Уже после того, как я уведомила вас о необходимости нашей встречи, я дважды видела его в ресторане с каким-то мичманом. Второго дня барон передал этому морскому офицеру чемоданчик, и я случайно слышала, как мичман сказал на прощание: «Пятого так пятого!»
– А на календаре у нас 28 апреля… – задумчиво промолвил Баташов. – Если и в самом деле готовится диверсия, то у нас есть еще целая неделя. Опишите мне мичмана.
– Ничего примечательного, – презрительно поморщилась Эльза, – откровенно говоря, я на такого никогда бы не обратила внимания. Среднего роста, лицо круглое, невыразительное, глаза серые, навыкате, губы толстые, нос с горбинкой…
– Нос с горбинкой… – повторил Баташов. – Где-то я видел похожее лицо… Ну, конечно же! – удовлетворенно воскликнул он, вспомнив мичмана, который накануне ночью встретил его на КПП. – Фамилия у него еще интересная, одежная… Кажется с епанчей связанная… Мичман Епанчин с крейсера «Баян»! Я завтра же постараюсь показать его вам.
5
Припомнив о том, что штабс-капитан Свиньин знаком с Епанчиным, Баташов решил сначала переговорить о нем со своим помощником.
На вопрос, что он знает о мичмане, Свиньи удивленно посмотрел на своего начальника и видя, что интерес у того отнюдь не праздный, откровенно признался:
– Это мой давний кадетский товарищ. Вчера я поинтересовался у него о нашем общем однокласснике по кадетке Дмитрии Сандомирском, с которым я дружил. Но перед самым выпуском мы с Димой крепко поссорились… А что касается Епанчина, – после небольшой паузы продолжил штабс-капитан, – то с ним никто из нас не дружил, прежде всего потому, что его подозревали в доносительстве. Правда, прямых доказательств наушничества у нас не было, но, несмотря на это, однажды, перед самым выпуском, мы устроили ему «темную». И тогда, к удивлению всех, Дмитрий, заступился за него. Это-то и стало причиной нашей ссоры. Дальше – больше. Вопреки нашей с Дмитрием давней мечте стать настоящими кавалеристами, Сандомирский вместе с Епанчиным поступил в военно-морское училище. Тогда-то наши пути и разошлись… Ну что я вам все про Дмитрия рассказываю. Вас же больше интересует Епанчин.
– Рассказывай, как есть, – поощрительно улыбнулся Баташов, – я внимательно слушаю.
– А что рассказывать? – пожал плечами Свиньин. – О Епанчине мне больше нечего сказать.
– То, что мне надо было узнать, я уже узнал, – удовлетворенно кивнул генерал. – Интересно, что мичман поведал о твоем былом друге?
– Дмитрий служит вместе с ним на крейсере «Баян», в штурманской группе.
– Ты, наверное, хочешь с ним встретиться?
– Непременно! С вашего разрешения, конечно.
– Ну что ж, я не против… Вот сегодня и можешь пообщаться со своими товарищами в ресторане. Я думаю, что «Петербург» для этого вполне подойдет…
Штабс-капитан неопределенно пожал плечами.
– Или вы в «Рим» намерены идти?
– В «Петербург» слишком накладно, – смущенно пояснил Свиньин, – ведь если я приглашающая сторона, то и платить за всех придется мне…
– Пусть тебя это не смущает, – решительно заявил Баташов. – Ваша встреча необходима для дела, а для этого у меня средства всегда найдутся. Непременно заказывай столик в отеле «Петербург»!
– А что за дело-то? – насторожился штабс-капитан.
Генерал подробно рассказал ему о своих подозрениях относительно мичмана Епанчина.
– Вы можете за него поручиться? – спросил Баташов в заключение.
– Пожалуй, нет… – ответил Свиньин после минутной заминки.
– Почему?
– Если позволите, я все расскажу по порядку. Еще будучи в младшем классе кадетского корпуса, Епанчин поражал всех нас своим феноменальным равнодушием ко всему, что касалось непосредственно уроков и строевых занятий. Никакие силы ада не могли вызвать его на поступок, в котором была хоть капля гражданского самосознания. Он с изумительной, не по летам развитой способностью умел разгадывать характер начальника, преподавателей и всех тех лиц, в ком имел нужду, и подделываться к ним. Учился он прилежно, но сверх программы не прочитывал ни строчки. Ко всему этому в нем, как особое свойство, культивировался чудовищный эгоизм – всех людей и все явления он рассматривал под углом зрения личного благополучия. Все, что так или иначе шло ему на пользу, по его понятиям было хорошо. И наоборот, он был мертвецки равнодушен к тому, что причиняло бы ему неприятность и отчего он не имел бы пользы. С годами все эти качества и свойства возрастали в чудовищной прогрессии. В общем, из него получилось то, что получилось. И, как я уже говорил ранее, он, не без основания, подозревался в доносительстве на своих товарищей. По-моему, все это скорее полный набор качеств карьериста, но отнюдь не предателя…
– Дай-то бог, чтобы ты оказался прав, – скептически поджал губы Баташов, – хотя и карьера ради карьеры – достаточно отвратительное явление, могущее привести к самым непредсказуемым результатам. Взращиваясь на почве бесправия, безгласности, угодливости, раболепства и лести, карьеризм разъедает человеческую душу, попирает всякую мораль, манкирует понятие чести. Я считаю, что из всех явлений русской жизни карьеризм ради карьеры –
