к двери, которая уже широко распахнулась, и, к его огромному удивлению, на пороге появилось чудесное видение в образе Эльзы. Она была одета в вечерний костюм с гранатовой брошкой на груди и гранатовым браслетом на запястье. Эти и другие родовые драгоценности Герберт показывал ему, знакомя с семейными реликвиями и довольно богатой и древней своей родословной в первый день после приезда в замок.

«После таких подарков, обычно предлагают руку и сердце, – подумал Баташов. – Ну что же, из них выйдет неплохая пара» – искренне порадовался он за барона.

– Здравствуйте, господин полковник! – по-русски, без всякого акцента, приветствовала Баташова женщина.

– Вы заблуждаетесь, фройляйн, – спокойно возразил он, – я, к вашему сведению, надворный советник, а это по табелю о рангах Российской империи всего лишь подполковник. И имя мое Евгений Иванов.

– Ваше высокоблагородие, – сморщила недовольно свой маленький носик Эльза, – позвольте вам напомнить Смольный институт благородных девиц. Я видела вас там однажды, когда вы приходили с рождественскими подарками к своей дочери Лизоньке. Я старше вашей дочери на два года, и мне никогда подарков перед Рождеством не дарили. Вот я и запомнила вас, как рождественского Деда Мороза. И когда увидела вас первый раз на пристани, то чуть было не вскрикнула от удачи!

– О чем вы говорите? Какая удача? – продолжал Баташов, явно ошарашенный заявлениями незнакомой девушки, и полагая, что это какая-то провокация немецкой разведки.

«Хотя на провокацию не похоже, – напряженно думал он, вглядываясь в красивые, несколько простодушные глаза Эльзы. – Германская контрразведка просто не посмеет подставлять адъютанта самого гросс-адмирала…»

– Евгений Евграфович, я и в самом деле обрадовалась, увидев вас, потому что у меня скопилось очень много важной информации, – настойчиво продолжала женщина. – Поверьте мне, я всегда стремилась хоть чем-то помочь своей Родине, и, когда появилась такая возможность, вы не хотите мне верить. – В ее словах было столько неприкрытой искренности и желания, чтобы ей поверили, что Баташов, неожиданно для себя сдался. Хотя в глубине души его еще грызло сомнение, и он надеялся услышать от нее что-нибудь прозаическое, не заслуживающее его внимания.

– Если хотите что-то сказать, говорите, – неопределенно промолвил он.

– Первое, и само важное. В Вене был убит высокопоставленный австрийский офицер полковник Редль, который передавал в Российский Генеральный штаб секреты австро-венгерской армии…

– Ну, об этом стало известно из газет еще в конце мая, – скептически окинув взглядом Эльзу, промолвил Баташов, и тут же осекся, припоминая, что все иностранные и российские газеты наперебой утверждали, что полковник Редль покончил жизнь самоубийством после того, как его уличили в шпионаже на одну из великих держав. Ни об убийстве, ни о России никто и не упоминал. Откуда же эта несмышленая в делах разведки женщина узнала об этом?

– Да вы присаживайтесь, – уже более благожелательным тоном предложил Баташов, указывая на стоящее рядом кресло, – скажите, откуда вы узнали об этом? Ведь, насколько я знаю, ни одна европейская газета об этом не писала.

– В соседнем со мной номере «Центр-Отеля» поселился австриец, капитан. Второго дня к нему зашел в гости германский обер-лейтенант. Я заметила их еще в ресторане, где они много пили и громко разговаривали. В номере они продолжили выяснять отношения, это было слышно даже через стенку. Мне стало интересно, и я, воспользовавшись слуховой трубкой, которую позаимствовала в университете у одного из студентов-медиков, прислушалась к их разговору. Эти два офицера спорили, кто больше принес пользы в деле разоблачении полковника Редля: австро-венгерская эвиденцбюро или германская контрразведка. Неоднократно упоминали Россию, на которую работал полковник, о том, сколько российских шпионов удалось раскрыть германской разведке, а сколько австрийской. Назывались чьи-то имена, но не очень внятно. В конце австриец решил добить немца своей информированностью и сообщил ему о том, что сам лично нажимал на курок пистолета, которым застрелился Редль. После этого все разговоры прекратились. На следующее утро австриец из отеля выехал.

– Это, в общем-то, похоже на правду… – заключил Баташов, внимательно выслушав сбивчивый рассказ девушки.

– Неужели вы до сих пор мне так и не верите? – с отчаянием в голосе воскликнула она.

Баташов неопределенно пожал плечами.

– Если позволите, то я продолжу, – немного успокоившись, промолвила Эльза.

– Я вас внимательно слушаю.

– За две недели, что я здесь нахожусь, со стапелей вышли две дизельные подводные лодки серии U21 водоизмещением до 800 тонн, вооруженные четырьмя торпедными аппаратами и 88-мм орудием. Скорость хода составляет до 15 узлов, экипаж насчитывает 35 человек. Первая лодка из этой серии вышла в море в феврале нынешнего года и базируется в Мамеле.

– И об этом вы тоже из соседнего номера узнали? – скептически улыбнулся Баташов, в глубине души понимая, что она не глупа и довольно наблюдательна.

– Нет. Об этом я узнала, обедая в ресторане, когда меня пригласили за свой стол офицеры-подводники. Они как раз праздновали свой первый выход в море и немного перебрали. От них я узнала еще и о том, что пять лодок заложено в этом году и что они будут готовы через год.

– Вы ведете какие-то записи? – с беспокойством спросил Баташов, уже начиная задумываться о ней, как об объекте вербовки.

– Нет! – уверенно ответила Эльза. – Все, что надо, я храню в памяти. Скажу вам по секрету: я с детства мечтала стать детективом. Тренировала память, волю…

– Кто же вас, такую ладную да распрекрасную, на такую рискованную стезю направил? – с интересом присматриваясь к ней, спросил Баташов. – Вам бы замуж выйти за хорошего человека, да детей на благо отечества нарожать, а вы взялись за опасное мужское дело.

– Я должна была родиться мальчишкой, но Бог не сподобил. Поэтому с детства не в куклы, а в казаки-разбойники с мальчишками играла. А после того, как мама умерла от горячки, я и вовсе хвостиком за отцом бегала. Он моряком был, военным транспортом командовал. Куда он, туда и я. Когда на время войны с японцами он меня в Кенигсберг к тетке отправил, я оттуда чуть было на транспорте, уходящим в Петербург, не сбежала. Еще в порту меня обнаружили и с посудины сняли. Только через полгода отец вернулся за мной. Тяжелое ранение получил в Цусимском сражении, и его подчистую списали из флота. Мы переехали жить в наше небольшое имение под Ревелем. Но жизнь там никак не налаживалась, от этого отец запил горькую. Вот тогда меня и определили в Смольный пансион благородных девиц. Но и там, начитавшись книг о знаменитых разведчиках, я только укрепилась в своей идее-фикс быть именно в этом качестве полезной Отечеству. Упорно изучала языки и морскую технику…

– Кстати, сколько языков вы знаете? –