Мама тут же хватается за сердце.

Мы с братом вернулись домой час назад. Нас любезно подвез тот самый Кирилл после разговора с Максимом.

Костик, еще когда в сервисе узнал, как теперь будет расплачиваться по долгам, начал на меня орать как резаный. Поэтому Парамонов любезно согласился подвезти нас домой, видимо, чтобы брат меня нигде по дороге не убил.

– Сынок…

– Что сынок? Из-за этой курицы я теперь как раб бегать должен! Могла бы просто бабок у Шалимова попросить, а она… – замахивается, и я зажмуриваюсь.

Кулак до меня не долетает, конечно, но флешбэков из последних недель перед разводом с Ершовым хватает. Вжимаюсь в стену и крепко зажмуриваюсь.

– Наконец-то хоть какой-то толк от тебя будет, – шипит Люба.

– Ты вообще заткнись. Жена, называется, только деньги мои и считаешь!

– А они есть вообще у тебя, деньги-то? Что ты из себя без мамочки с папочкой представляешь?

– Да я тебе!

– Хватит! – мама ревет белугой. – Хватит. У меня сердце. Сердце! Я умру сейчас! Что вы творите-то?

Только вот на все эти выкрики и причитания никто даже внимания не обращает. Скандал на кухне лишь нарастает.

Люба с Костей орут друг на друга уже матом, а я, зажавшись в угол, наблюдаю за этим кошмаром со стороны. Невольно вспоминаю, как Ершов вот так же на меня кричал, обзывал, обвинял, угрожал…

– Посмотри, мать, кого ты воспитала, Иуду. Какая она мне сестра после этого? С бандитом связалась, и он типа разобрался. Долги мои списал! – Костик истерично хохочет.

Мама всхлипывает. Смотрит на меня, а у самой губы дрожат. Так ее жалко. Она этого всего не заслужила. Но я-то в чем виновата? Лучше, чтобы я на Костика вместе с ними горбатилась? Они уже давно с отцом для себя должны жить, а они все за братом сопли подтирают.

– Мам, ну ты ведь понимаешь, что это хороший исход.

– Зачем ты так, Алиночка? Костя же не виноват, это все случайность, а они теперь от него не отстанут. Сколько он там будет на них работать? Сколько им вздумается? Мы бы лучше еще один кредит взяли, карточки кредитные активировали. Выжили бы как-нибудь. А тут черная дыра какая-то.

– Правильно ты все, Алинка, сделала, – снова Люба, – хоть деньги в семью приносить будет, а нам всем не придется на его долги дружно работать!

– Замолчи, Люба, замолчи, – ревет мама. – Алина, как ты не понимаешь? Они же его там уморят. Год за так пахать. Еще и в две смены.

– Ну, – тру запястье, – во вторую он будет за деньги работать.

– За деньги? Которые они все ей, – брат тычет в Любу пальцем, – отдавать будут?!

– На ребенка твоего! – не уступает невестка.

– Да чтоб вы провалились. А ты! Ты не сестра мне больше, – Костик вылетает на балкон и хлопает дверью.

– Алина, – мама всхлипывает, трет глаза, которые уже настолько красные, что создают до ужаса пугающий вид. Она как-то за секунды осунулась, щеки впали.

– Мам, – бросаюсь к ней, обнимаю. – Мамочка, Косте нужно научиться быть самостоятельным, а вам – передохнуть. Для себя пожить.

– Что за эгоизм? Для себя? У нас внучка, вы дети наши. Какое еще для себя?

Понимаю, что стучусь в закрытую дверь. Мама меня не услышит, а мне от себя тошно. Они тут жили, как-то справлялись, дружно, тяжело, да, но без скандалов. А я все испортила, получается. Внесла только склоки.

Дверь в прихожей открывается. Мама начинает вытирать слезы, а я не знаю, куда руки деть. Стою посреди кухни, будто голая. Разбитая. В отчаянии. Родители меня не слышат и не услышат. У них свое видение мира. А я со своим зачем-то влезть хочу.

Папа разувается, шебуршит курткой и заходит на кухню.

– Вы чего тут сопли распускаете? – смотрит на мать.

– Ой, – мама снова всхлипывает.

– А дочь твоя всю жизнь мне испоганила! – вопит Костик, материализовавшийся рядом. Как он так бесшумно с балкона просочился, загадка просто. – Она, – толкает меня в бок, – меня в рабство сдала. Уголовникам этим.

Костик зло смеется и продолжает грузить отца подробностями. Исковерканными, утрированными, такими, где он жертва.

С его слов все выглядит так, будто это я причина всех бед. Будто это я его на счетчик поставила. А ведь он изначально был им должен, и даже вон проценты набежали.

– Это правда? – папа смотрит на меня.

– Я хотела как лучше. Вы сами просили помощи. Или она исключительно в деньгах заключалась?

– Ты как с отцом разговариваешь? Выросла, думаешь? Ну ничего, поживешь с нами, мозги на место встанут. А тебе, – смотрит на брата, – поможем. Не будет мой сын год за так батрачить. Много хотят!

– Да вы больные тут все, – Люба смеется. – Больные!

– Ты в моем доме голос не повышай, – снова папа.

– Эта квартира такая же моя, как и ваша. Сыночек ваш все деньги из меня вытряс, на шее моей сидит, между прочим!

– Все, заканчиваем базар. Лида, ужинать давай накрывай. Алина, ты, конечно, молодец, что нашла способ сразу все деньги им не отдавать, но надо в таких вещах советоваться с семьей.

Костик фыркает и демонстративно отворачивается.

– Завтра пойдешь в танцевальный кружок, документы заполнишь.

– Я уезжаю, пап. Сегодня.

Выпаливаю быстрее, чем вообще успеваю подумать. Слова так легко слетают с языка, и совесть в этот момент совсем не мучает.

– Поговори мне еще. Куда ты поедешь? Разведенка, еще и у мужика работаешь неженатого.

– Вот-вот, – поддакивает брат. – Точно ли няней-то вообще?

Мама охает и снова начинает рыдать. Мои же нервы сдают.

– Ты мой планшет украл и продал! – кричу Косте в лицо. – Денег не раз у меня занимал, когда я еще замужем была. А сегодня вообще хотел под этого Парамонова подложить.

На кухне тут же повисает тишина. Брат как-то кривенько улыбается, зажимается весь, а мама снова хватается за сердце.

– Чтобы такие обвинения брату предъявлять, нужно…

– Он,