– Все хорошо, Ади. Как у тебя дела? Кашу всю утром съела?

– Не-а. Но я бутерброды еще ела.

– Молодец.

– А ты правда скоро приедешь?

– В пятницу уже буду дома.

– Хорошо. Только не опаздывай, ладно?

– Постараюсь, – смеюсь.

– Ну все, у меня урок. Я вечером еще позвоню.

Ади скидывает звонок, а я остаюсь стоять посреди улицы со сжатым в руке мобильником.

Позвонить Максиму и навязать свои проблемы будет верхом эгоизма, поэтому я решаю просто вернуться домой.

В квартире шумно. Мама с Вероникой сидят в комнате на ковре, рядом с моим открытым чемоданом. Это вызывает легкое недоумение.

Постукиваю костяшками пальцев о дверной косяк, чтобы хоть как-то заявить о своем присутствии, потому что по телевизору слишком громко играют детские песенки с музыкального канала.

– Ой, Алиночка, мы тут похозяйничали немного. Ты говорила, что подарки привезла Вероничке, она такая капризная проснулась, я вот решила ее порадовать и отвлечь немного.

– Конечно, – подхожу ближе, собираю в чемодан свои разбросанные вещи. Вытаскивать мою косметику было необязательно, но я просто складываю все в косметичку. Молча.

– Что, Люба жаловалась тебе на нас? – шепчет мама. – Такая она эгоистка, конечно.

– Мам, она права. Костик уже взрослый мужик…

– Алина, брату тяжело сейчас, его поддержать нужно, если мы все отвернемся от него, кому лучше будет?

– Бабуся, – хохочет Вероника, укладывая спать плюшевого зайку, которого я для нее привезла.

– Может быть, он начнет думать, прежде чем делать…

– И тебя науськала Любка, да?

– Да нет, я просто еще месяц назад на ее месте была, мам.

Мама моргает, приоткрывает рот, но сразу его захлопывает. В глазах мгновенно встают слезы.

Вижу, как она тянется ладонью к груди, растирает и морщится.

– Сердце у меня болит, Алина. За тебя, за брата твоего. Устала я, умереть бы.

– Мам, ну что ты такое говоришь? Вероника, поиграй пока, мы с бабулей на кухню сходим. Хорошо?

Девочка кивает и мгновенно отвлекается на зайца.

– Мам, Люба сказала, что на Костике долгов по кредиткам куча. Зачем ты его покрываешь? Зачем мне врешь?

Мама ловит мой взгляд и начинает не просто плакать и причитать, а натурально выть, продолжая тереть грудь.

– Давай я скорую вызову…

– Не надо, дома умру, Алина. Дома. На похороны, главное, не тратьтесь. Никаких поминок мне не надо. Ничего. Пусть просто закопают, и все.

– Мама!

Выдыхаю. Обнимаю ее за плечи. Знаю, что манипулирует. Прекрасно знаю, но что я сделать могу? Отказаться от них? Уехать и забыть? Кто так делает?

– Присядь. Я тебе сейчас водички налью.

Протягиваю маме стакан, она берет его трясущимися руками.

– Езжай в Москву, доченька. Нечего тебе тут с нами и с нашими проблемами куковать. Разберемся как-нибудь. Справимся. Квартиру продадим, комнату купим. В тесноте, да не в обиде, как говорится.

От бессилия тру лицо. Отхожу к окошку, смотрю на заснеженный двор и на грязные, превратившиеся в кашу дорожки, которые тоже не чистят. На улице уже начинает темнеть. Четыре часа всего, а фонари вот-вот зажгутся.

– Папа во сколько с работы придет?

– В восемь его сменят. Он пораньше сегодня, поменялся, ты же приехала.

– Точно. Я же приехала…

Бормочу, и такая безнадега в душе. Моя семья, как и десятки других в стране. В чем-то несовременна, немного манипулирующая, с финансовыми проблемами, но это не повод делать вид, что я их не знаю. Не повод бросать в сложной ситуации.

Они воспитали нас с братом как могли, вырастили, на ноги поставили. Поддерживают как могут. Мама всю жизнь на себе экономила ради нас…

Выдыхаю. Смотрю на часы, папа вот-вот придет. Мама уже успокоилась и что-то кашеварит у плиты.

На Костю рассчитывать не стоит. Толку от него нет и не будет. Он такими темпами родителей на улицу жить переселит и сам рядышком усядется, продолжая жить у них на шее.

Папа возвращается с работы в одно время с Любой. Жена брата сразу же идет к дочери, показательно игнорируя мою мать. Насколько я поняла, Люба работает в две смены.

– Дочка, – отец заходит на кухню, крепко меня обнимает. – Как хорошо, что приехала! Лид, вы поговорили уже?

Мама начинает быстрее тереть морковь и молчит.

– О чем? – спрашиваю настороженно.

– Как? Ты же к нам насовсем. Я тебе работу уже нашел. В кружке танцевальном. У нас в здании администрации открыли, там, с заднего хода.

– А… М-м-м… Я же…

Стою и, как рыбка, глазами хлопаю, абсолютно ничего не понимая.

– Алин, нам сейчас всем вместе надо быть. Такие времена, дочка.

– Пап, я уже сегодня наслушалась о ваших временах во всех подробностях. Вы Костю лучше на вторую и даже третью работу отправьте.

– Костя – мужик, сам разберется, – папа не повышает голос, но говорит гораздо грубее.

– Так и я сама разберусь.

– Алина, ты мать до инфаркта довести хочешь? Развелась, жилья своего нет, работаешь черт-те где, – отмахивается, – все, пожила в большом городе, хватит. Ничего хорошего не вышло, надо домой возвращаться.

– Пап, мне двадцать пять лет, – облизываю губы, пробирает на истеричный смех. – Я, наверное, сама уже как-то решать могу.

– Ты для нас всегда ребенок, была и будешь. Мы за тебя переживали, мать ночами не спала с твоим разводом. А тут мы тебе и мужа найдем, приличного, не то что этот твой, который на бабу руку поднимает. Все хорошо будет, дочка. Справимся.

– А мы жить как тут будем? Вшестером-то?

– Раскладушку еще одну купим. Полегче с деньгами станет, может, еще и в двушку переедем, – отец подмигивает. – Лид, давай ужинать садиться. И наливку доставай, дочь приехала. Отметим.

– Я не пью, пап.

Отец что-то хочет сказать, но не успевает. В прихожей хлопает дверь.