— Ну вот, запоминай, — поднимаешься на один пролёт…

Гедимин досадливо сощурился.

— Что с твэлами? Ты и тут сроки сорвал?

Кенен обиженно фыркнул.

— Всё в порядке, Джед. К июню закончим. Айзек уже там. Ему-то ты доверяешь?

— Там? — Гедимин насторожился. — В кассетном цехе? Веди к нему. Надо поговорить.

Кенен замялся — вопросы ему сильно не нравились.

— Он… В общем, сейчас не получится. Может, дней через… ну да, как раз к июню. Он приедет, и ты всё посмотришь. Пока нам другой работы хватит… Вот, смотри, — тут нужен ключ. Я хотел настроить считыватель, чтобы работал с сетчаткой…

— Маккензи, — Гедимин, придержав сармата за плечо, отодвинул его от разукрашенной двери. — Где сейчас Айзек? Он…

В голове мелькнула реплика, оброненная Айзеком, пока он стоял рядом с Гедимином в активной зоне альнкита, и сармат резко выдохнул.

— Он на Равнине? У этих ваших радиофагов?

Кенен, морщась, потёр плечо и отодвинулся подальше.

— Ну да, да… Только не называй их так, ради всего дорогого. И вообще поменьше болтай на эту тему. Айзек поехал за топливом. Ты что, думаешь, у нас тут завалы ирренция? Без доппоставок мы бы ещё три года возились!

Гедимин мигнул — услышанное так его удивило, что он на время забыл о Равнине и её обитателях.

— Не хватает ирренция⁈ Тут четырнадцать рабочих шахт! Сколько у вас там загрузка? Четыре тонны? Ты их собрать мог за шесть недель! Ну, за восемь, если руда совсем дрянь…

Кенен поморщился.

— Джед, нельзя потише? И не напирай, кости поломаешь. За работу с тобой надбавка нужна за вредность… Думаешь, мы всё добытое кладём себе в карман? Таких рудников, как у нас, всего-то два в мире! Три четверти сразу уходит… дружественной расе.

Гедимин мигнул.

— На кой он макакам? Запреты же…

Кенен пожал плечами.

— Ты новости читаешь? Людям никак без врага. Мы сидим тихо, мианийцы не лезут, так они друг с другом сцепятся. Как же без ирренция⁈

Гедимин ошалело встряхнул головой.

— Три четверти добычи — на оружие⁈

Кенен снова передёрнул плечами.

— Вот уж не проверял. Моё дело — отгрузить… Остаётся четверть. Сейчас строятся двадцать станций. Вот и считай, как быстро мы можем собрать четыре полные загрузки. Это ещё повезло, что…

Он резко оборвал фразу и неприязненно покосился на Гедимина. Из-за поворота послышались шаги — к сарматам приближались два филка и охранник.

— Вот это твоя комната, — громко сказал Кенен. — Здесь, на табло, будет гореть твоё имя. Скафандр положишь у кровати на матрасы. На кровать в нём не ложись, она не для этого.

Гедимин недобро сузил глаза, но промолчал. «Похоже, о Куэннах и в этом гетто мало кто знает. И Маккензи очень не хочет, чтобы узнали…»

…Приближался полдень; небо очистилось, солнце должно было уже стоять высоко, но переулки заводских кварталов «Налвэна» оставались в тени — здания тут были построены так тесно, что с завода на завод можно было перебраться, не выходя на улицу. Кенен всё же вышел — «чтобы тебе легче было запомнить дорогу», как сказал он Гедимину, при этом покосившись на какой-то малоприметный корпус. Гедимин беззвучно ухмыльнулся — похоже, у Маккензи даже здесь, в подчинённом ему поселении, с кем-то были проблемы.

— Значит, хочешь посмотреть на накопитель… — пробормотал Кенен, проходя под очередной галереей, прикрывающей козырьками две трубы по бокам. — Вот думаю, что тебе показать…

— Всё, — отозвался Гедимин. Дозиметр на его запястье на долю секунды зажёг экран — сарматы прошли мимо какого-то переулка, откуда отчётливо тянуло «сигмой». Ещё поворот — и экран зажёгся и больше не гас.

— И найди мне образцы. Чем больше разных, тем лучше, — договорил Гедимин, останавливаясь рядом с Кененом у решётчатого ограждения. За ним среди стандартных цеховых корпусов маячили двадцатиметровые вышки, издалека похожие на ректификационные колонны. От верхних площадок до подножья каждую башню закрывало довольно плотное защитное поле, сквозь которое просвечивали элементы мощной термоизоляции. От цехов к колоннам тянулись наклонные галереи подъёмников; термоизоляция была и там, а кроме неё — опоры, рассчитанные на что-то очень массивное. Присмотревшись, Гедимин увидел в узком проёме часть основания ближайшей башни. Рилкар — той же марки, что в корпусах ирренциевых реакторов — был сверху замазан красной краской с нарисованным по трафарету радиационным «трилистником», но сармат узнал редкий материал сразу — и насторожился.

— Здесь? — он кивнул на «ректификационные колонны». — Его что, получают возгонкой?

Кенен фыркнул.

— Джед, протри щиток. Ты уже не отличаешь колонну для возгонки от резервуара для расплава?

Сармат недовольно сощурился.

— Здания загораживают, — буркнул он. — Расплав? А на кой вам там столько жидкого азота?

Теперь, когда они прошли за ограду, и ангары вспомогательных зданий перестали закрывать обзор, он увидел, что пятнадцать нижних метров башни — одна сплошная холодильная установка. Термоизоляция прикрывала резервуары с жидким азотом, витки упрочнённых труб и промежуточные насосы.

— Тут довольно… дурной процесс, — сказал Кенен, быстро оглянувшись через плечо и посигналив кому-то за контрольным пунктом; на пункте, прямо на дуге арки, затянутой защитным полем, висел дозиметр. — Два компонента. Видишь цеха? Справа — печь, а слева — химический реактор. Горячая фракция и холодная. Холодную заливают вот в эту башню…

— А горячую — кидают сверху? — Гедимин недоверчиво сощурился на рассказчика. Звучало всё это на редкость глупо, но чутьё сармата говорило, что Кенен не врёт, — по наклонной галерее действительно затаскивают на башню что-то раскалённое, а потом выливают с двадцатиметровой высоты в холодильную установку.

Маккензи кивнул.

— Выливают сверху, — поправил он, болезненно морщась. — Ты так смотришь, будто это я придумал! Нет, Джед. Технология есть технология. Наверху — полторы тысячи градусов, внизу — минус сто.