Шрифт:
Закладка:
Конечно, я попытался разубедить этих невежественных, суеверных дикарей в их нелепой убежденности. В этом я потерпел полное фиаско, и в конце концов, раздраженный их глупым упрямством в нежелании выполнить мое требование, я назвал их трусами и даже прибегнул к угрозам личного наказания. Поскольку это не возымело никакого эффекта, кроме того, что они стали крайне мрачными, я сел в маленькое и легкое пирагуа, которое мы буксировали за нашим большим каноэ, и, велев индейцам разбить лагерь и ждать меня на "безопасной" стороне Ягары, отправился на веслах к маленькому ручью, который я решил исследовать.
В каноэ я чувствовал себя как дома, и поскольку у меня было двуствольное ружье "парадокс", острое и тяжелое мачете, москитная сетка, хорошее непромокаемое одеяло и рюкзак с провизией и другими необходимыми вещами, я решил продвинуться вверх по этому небольшому притоку Джагары так далеко, как только смогу, до захода солнца, переночевать на его берегу и вернуться к основному потоку на следующее утро. Моей главной целью было убедить мою суеверную и робкую команду в том, что в районе, который я намеревался посетить, нет реальной опасности.
Не успел я далеко подняться вверх по ручью, как наткнулся на череду небольших перекатов, и мне пришлось неоднократно переправляться через них, что из-за спутанного тропического растительного покрова на обоих берегах изрядно истощило мои силы.
По мере продвижения маршрут становился все легче, а тропическая растительность вокруг меня становилась все более пышной. Местами воздух казался полным самых диковинных цветов всех оттенков и размеров, свисающих, как миниатюрные китайские фонарики, из сети лиан и лоз, пересекающих поток над головой, среди которых постоянно порхали и вились сотни сверкающих жужжащих птиц и светящиеся сонмы бабочек.
В конце концов, я достиг места такой необыкновенной красоты, что положил весло на дно, думая, не забрел ли я в страну грез. Я находился в прозрачном круглом бассейне у подножия великолепного водопада, а вокруг меня простирался густой тропический лес. Передо мной на кружевах вьюнков, выстроившихся по обеим сторонам каскада, висели фестоны великолепных орхидей, а между ними, перед белой пеленой падающей воды, сновали сверкающие стаи колибри, немыслимого великолепия оттенков, так что казалось, будто какие-то джинны, засевшие в засаде среди цветов на обоих берегах, осыпают друг друга пригоршнями пылающих рубинов, изумрудов, аметистов, опалов и бриллиантов!
Многие из этих изысканных крылатых драгоценностей, особенно те, у которых на груди сиял ослепительный топазовый блеск, подлетали и зависали рядом со мной; и я заметил, что у каждого из них на тонкой спинке или среди нежных перьев на голове было любопытное белое пятнышко или выступ, похожий на фрагмент падающих капель. Я был так очарован открывшимся передо мной чудесным, сказочным видением, что не обратил внимания на этот любопытный факт, и, более того, от обескураживающей и невероятной прелести окружающего меня мира я потерял всякий счет времени, как если бы я был одурманен гашишем.
В конце концов, когда я подошел к берегу с правой стороны потока, чтобы провести свое каноэ над водопадом, я с удивлением заметил в лесу узкую белую дорожку, которая спускалась прямо к кромке воды. Поначалу казалось, что она вместе с окружающей листвой кишит мелкими муравьями, но как только нос пирагуа коснулся берега, все насекомые исчезли как по волшебству.
Я вытащил каноэ на берег и, взяв с собой ружье и прочий скарб, пошел по загадочной тропинке (ширина которой была около двух футов), чтобы посмотреть, не ведет ли она к ручью выше водопада. Казалось, она была вымощена твердым белым цементом, почти таким же твердым, как фарфор, и была гладкой и ровной, как велосипедная дорожка.
Вдруг из лесной глуши вокруг меня раздался хор птичьей трели, который заставил меня посмотреть на часы, так как я по опыту понял, что это была вечерняя песнь природы, указывающая на скорое приближение заката. Я еще не оправился от удивления по поводу позднего часа, когда свет начал меркнуть, и я знал, что через десять минут наступит полная темнота.
В тот момент я как раз достиг небольшого участка леса, где белая цементная дорожка расширялась в некое вымощенное круглое пространство диаметром около двадцати футов, окруженное гладкими стволами деревьев и густой спутанной листвой. Это сухое и открытое пространство показалось мне удобным местом для лагеря, поэтому я прислонил ружье к дереву, снял с плеч остальные вещи и положил их на землю.
Как раз в этот момент из углубления в корнях дерева, к которому я прислонил ружье, вынырнул жук-долгоносик, размером с обычного таракана, но кроваво-красного цвета, и с поразительной скоростью пронесся мимо меня по белому открытому пространству. В мгновение ока я схватил сачок для ловли бабочек, так как увидел, что этот жук – нечто совершенно новое для науки, тем более что его длинные, обращенные назад усики, где они сходились на спине, казались соединенными белым узловатым выступом. Несмотря на то, что я не раз накрывал его сачком, жуку, благодаря его удивительной ловкости, удалось скрыться в кустах.
Однако после того, как жук исчез, я заметил, что странный белый нарост, который я заметил на его спине между развернутыми усиками, переместился и запутался в зеленом муслине моего сачка. Присмотревшись внимательнее, я с удивлением обнаружил, что это был чрезвычайно любопытный муравей, совершенно не похожий ни на одного из тех, которых я видел раньше. Его тело было белым, а гладкая блестящая поверхность напоминала поверхность парафинового воска, в то время как голова была нежно-розового цвета, усики – ярко-красными, а блестящие глаза – насыщенного фиолетового или пурпурного цвета. Этот новый и самый интересный муравей (который, очевидно, не был ни эцитоном, ни саубой) был около девяти миллиметров в длину. Его тонкие белые конечности были особенно нежными и хрупкими на вид и представляли заметный контраст с обычными муравьями Бразилии.
Но самой необычной особенностью муравья была его розовая голова, которая, по сравнению с телом, казалась просто огромных размеров. Свет слабел так быстро, что я не мог воспользоваться своей линзой Коддингтона, но я увидел, что увеличение головогруди, похоже, в основном или полностью связано с аномальным развитием переднего ганглия или мозга, а не с простым разрастанием мандибул или какой-либо части хитинового шлема, как это обычно бывает, когда голова муравья кажется непропорционально большой. Более того, когда я дотронулся до него, кожа этого странного, беззащитного муравья, вместо того чтобы быть твердой и рогоподобной, показалась мне почти
