нет никакой! Я сюда приехал искать Янтарную комнату, а не караулить полудохлого бродягу!И кто это выдумал, что на свете нет ничего ценней человеческой жизни! Кому, допустим, нужна жизнь этого забулдыги? Ну кому? Разве только ему самому? И то вряд ли. Зачем земные мучения, на небесах куда лучше. Может, он считает так же, а тут явились эти юные пионеры и все опошлили! Теперь лежи, дед, загорай, это тебе полезно. Но мурло у этой развалины знакомое! Где-то я его видел! Но где?“

– Ну как он? – подбежала, выпрыгнув из подплывшей лодки, Лосева и вста

ла перед стариком на колени.

– Ваш пациент, сестра милосердия, приказал вам долго жить.

– Как? – воскликнула девушка, но, нащупав пульс, укоризненно посмотрела на Решетникова.

– Не надо так шутить, Валентин.

– Надо переодеваться и везти его в город, – сказал подошедший Веригин. – Ему может стать хуже, нельзя терять ни минуты.

– Вспомнил! – щелкнул пальцами Решетников.

– Чего вспомнил? – удивился Веригин.

– Вспомнил, где я видел его!

– Ты видел этого человека раньше? – все более изумлялся Максим.

– Говорю же, что видел! – торжествующе изрек Валентин. – Это он продал мне два года назад три одинаковые миниатюрки с изображением головы римского воина! Я тогда провел удачную сделку, выгодно продал цветной металл с одного разорившегося здесь заводика и собирался возвращаться в Москву. А он ко мне на вокзале и привязался! Купи, мол, картинки! Он их почему-то именно так называл.

– Ты уверен, что это именно он? – спросила Лосева.

– Да, он! На все сто процентов он! Свела нас судьба опять вместе! Но что он здесь делает? – Лицо Решетникова стало вдруг озабоченным. – Уж не следит ли за нами? И как он умудрился попасть к нам на подготовительную площадку? Надо на него поднажать!

– Ты собираешься его допрашивать? – поинтересовался Веригин.

– Когда он придет в чувство, – ответил Валентин. – А пока его, пожалуй, действительно надо в больницу. И чем скорее, тем лучше.

Соорудив из весел и куска брезента носилки, ребята прошли с километр параллельно дороге, затем вышли на нее и стали ловить попутку. Долго никто не останавливался. Колоритная группа людей из трех вертикально стоящих и одного горизонтально лежащего не внушала водителям доверия, вызывая в них только любопытство, заставляющее слегка нажимать педаль тормоза, чтобы сбавить скорость и повнимательнее присмотреться к живописной группе, которую можно было бы с натяжкой назвать „Романтики с большой дороги“. Впрочем, на героев популярного мультфильма молодые люди все-таки не походили.

– Голосуй, голосуй, а то проиграешь! – подтрунивал над одноклассником Валентин, глядя с ухмылочкой, как тот стоит на обочине с вытянутой рукой.

– Максим, отойди-ка в сторонку! – приблизившись к Веригину, сказала Лосева. – Твоя бармалейская внешность может еще, чего доброго, спровоцировать аварию. Тебя за версту объезжать будут. Никто ж не знает, что ты на лицо ужасный, но добрый внутри.

Веригин неохотно принял доводы Марины и посторонился, уступая подруге место.

– Сейчас почувствуем разницу, – съязвил Валентин.

И действительно, почти тут же остановился „пазик“, и пожилой шофер согласился подвезти до ближайшей городской больницы. Это был автобус-катафалк, и ребята легко погрузили носилки через откидную крышку, в заднюю дверцу машины.

– Может, сразу на кладбище? – спросил Валентин, когда автобус тронулся. – По седоку и карета. – Он кивнул на лежащее в ногах бесчувственное тело.

Шофер, обернувшись, бросил в салон:

– Больной или раненый?

– По-моему, больной, – ответила за всех Лосева. – Нашли в бессознательном состоянии недалеко от дороги.

– Бомж, – резюмировал водитель. – Их сейчас много развелось.

Дальше ехали молча, каждый был занят своими мыслями.

В приемном покое поступившего больного не хотели принимать. Дежурный врач требовал документы, удостоверяющие личность привезенного, но истинную причину не называл, однако ее все прекрасно знали. В рыночную эпоху какая-то часть российских медиков перестала соотносить себя с легендарным доктором Гааза или бескорыстными земскими врачами и всё больше приобретала сходство с чеховским вконец оскотиневшимся Ионычем.

Просьбы, увещевания, взывание к милосердию и совести не возымели на дежурного врача никакого действия.

– А как же клятва Гиппократа? – выходя из себя, спросила Марина.

– Девушка, ставлю вас в известность. Гиппократ никакой клятвы не писал, ее выдумали гораздо позже для придания нашей профессии ореола особой избранности. Сам же Гиппократ получал за свою работу хорошее вознаграждение, не то что мы – жалкую господачку. И в Древней Греции лечили знатных людей, к рабам же врачей вызывали чрезвычайно редко, лишь в тех случаях, когда невольник был ценен для своего хозяина.

– Но мы не в Греции! – пылко воскликнула Марина. – И рабов давным-давно нет.

– А по-моему, как раз наоборот. „Новые русские“ – своего рода новая знать, а индивидуумы вроде этого – рабы, нет, хуже. Рабы хоть трудились.

– Тогда вы… – Лосева на мгновение замолчала, подбирая нужное ей слово, и выпалила: – Вы, доктор, – плебей!

– Что?

– Да, да! Плебей! В аристократической оболочке и с психологией раба!

– Оскорблять? Меня? – Врач стал покрываться багровыми пятнами. – Меня? При исполнении служебных обязанностей?

– Да вы плюете на ваши служебные обязанности!

– Да как вы смеете!

– Смею!

Кто вышел бы победителем в словесной дуэли – неизвестно. Парни не стали дожидаться триумфа какой-либо из сторон и принялись успокаивать враждующих.

– Макс, выведи Марину! – попросил друга Решетников, придерживая эскулапа за плечи. – Я тут сам поговорю.

Веригин почти выволок брыкающуюся обличительницу неправедных в коридор и закрыл дверь.

– Ну вот, теперь мы одни, – произнес Решетников, отступив от врача на шаг. – Не считая, конечно, предмета нашего спора. Я имею в виду больного.

Валентин говорил тихо, спокойно, уверенно, как говорят начальники или командиры со своими подчиненными, усыпляя их бдительность, чтобы затем нанести сокрушительный удар по их нервной системе, оглушив медвежьим рыком и грохотом кулака по столу. И собеседник почувствовал приближение грозы, но виду не подал.

– Лично у меня нет никакой симпатии к этому бомжу. Тут мы с вами солидарны. Но моим друзьям, кумирами которых являются Тимур и его команда, уж очень хочется, чтобы ваша больница предоставила этому страдальцу приют, где ему смогут оказать квалифицированную помощь такие великолепные специалисты, как вы, милый доктор. И мы не сомневаемся, что мастера скальпеля и зажима быстро поставят на ноги их протеже. – Валентин опустил правую руку в задний карман брюк. Было заметно, что медик напрягся. Эта реакция собеседника доставила истинное наслаждение Решетникову, и он стал медленно вытягивать руку обратно.

Когда врач заметил у молодого человека бумажник, он облегченно вздохнул, а чуть позже его глаза сверкнули холодным огоньком, но он тут же погас. Лекарь взял себя в руки и внешне оставался бесстрастным.

– Я хотел бы пожертвовать на помощь вашей больнице. – Решетников выудил несколько купюр