Шрифт:
Закладка:
– Ну что там еще?
Мучая себя всевозможными догадками, парень покусывал губы и то раскрывал широко ресницы, то щурил глаза, полосуя темноту лучом фонаря.
Наконец он услышал плеск воды.
„Весла!“ – пронеслось у него в мозгу.
Решетников даже сначала сделал два шага вперед, вступив по щиколотку в воду, холод которой он не почувствовал сквозь прорезиненную ткань гидрокостюма, но вовремя опомнился. В полуметре от берега начинался резкий спуск. Отпрянув назад, Валентин принялся ждать появления Веригина из-за вертикальной бетонной массивной ширмы. И вот наконец он появился. Веригин работал веслами одними руками, не напрягая мышц спины и не качаясь корпусом, – для него это было все равно что детские игрушечные лопатки. Кинув взгляд через плечо и увидев друга, Максим чуть заметно прибавил скорость, уменьшая собственную тень от фонаря. Как ни пытался Решетников забросить луч своего осветительного прибора за широкую спину бородача, но так и не смог этого сделать. На корме лодки, на том самом месте, где сидела Лосева, что-то лежало в виде большого куля, но что именно – Валентин никак не мог определить.
„Неужели что-то случилось с Мариной? – обожгла его тревожная мысль. – Может, это она там лежит без сознания?!“
– Что произошло, Макс? – крикнул он, не дожидаясь, пока подплывет Веригин.
Тот не ответил и, лишь когда лодка зашелестела резиной о бетонную крошку, быстро выскочил из утлого суденышка и бросил товарищу:
– Помоги!
Вытягивая лодку из воды на сухое место, Решетников впился в доставленный Максимом груз. На его лице застыло глубокое изумление.
Глава двадцать первая. Вход найден
Люди, в оранжевых касках и ярко-синих комбинезонах со множествами карманов и па- тронтажных нашивок для инструментов на груди и рукавах, разбирали хлам и строительный мусор во всех помещениях старого здания. Собирая с пола лопатами битый кирпич, опавшие куски штукатурки, осколки стекла и древесную щепу, они грузили все это на носилки и выносили во двор. Среди рабочих прохаживался высокий человек в легких брюках и в рубашке с короткими рукавами из того же материала и наблюдал за их действиями. Его голову венчала белая каска. Он то входил в дом, то вновь появлялся во дворе, иногда подолгу стоял в его центре и наблюдал за происходящим с заложенными за спину руками.
– Герр Штютер!
Человек в белой каске обернулся. К нему из здания спешил Александр Фрибус. По всему было видно, что он хочет сообщить что-то важное.
– Герр Штютер, нашли!
– Где? – с безразличным видом осведомился Штютер.
– В левом крыле дома.
Пойдемте посмотрим. – Организатор специфической миссии прогулочным шагом направился в указанное место. В воздухе висела пыль. Штютер надел на лицо респиратор. Защитив себя от опасных для здоровья частиц, немец приблизился к троим подчинённым в таких же респираторах, ожидавших дальнейших распоряжений.
– Вот здесь! – Из-за спины патрона выскочил Фрибус и ткнул пальцем куда-то под ноги рабочих.
Штютер присмотрелся и увидел квадратный люк.
– Чтобы отыскать этот лаз, пришлось все полы в доме поднять. Как только мы на него наткнулись, я сразу к вам. Прикажете открыть?
– Да, Александр.
Фрибус по-дирижерски взмахнул рукой, и инструменты были пущены в ход. После нескольких ударов монтировкой и ломом тяжелая массивная дверца поддалась и откинулась, обозначив черный провал, из которого пахнуло сыростью и плесенью.
У Фрибуса прошел мороз по коже. Ему почему-то представилось, что он присутствует при эксгумации и что именно ему придется лезть в эту могилу и вытаскивать оттуда разложившийся труп. Покосившись по сторонам, бывший советский гражданин немного успокоился. Вроде бы никто не заметил, что он спраздновал труса.
Подойдя к квадрату дыры, Штютер опустился на корточки и посветил похожим на авторучку крошечным фонариком.
– Лестница есть, – едва слышно произнес он и поднялся. – Принесите сюда все необходимое, – приказал он Фрибусу. – Будем спускаться.
Вскоре в комнате появились мощные фонари, веревки и монтажные пояса, и двое из трех рабочих стали спускаться в шахту, третий подстраховывал их, стравливая вниз веревки. Штютер и Фрибус напряженно молчали, глядя сверху на уменьшающийся в размерах апельсин пластмассовой каски второго участника спуска. Первопроходца видно не было, в узкой шахте его полностью загораживал собой напарник.
– Мы достигли дна! – наконец донеслось снизу.
– Что там? – Штютер придержал шлем, который едва не скатился с его головы.
– Большая камера!
– Ищите выход! Там должен быть из нее выход.
Внизу замолчали – видимо, предпринимали поиски выхода из подземного зала.
– Есть что-нибудь? – Глава экспедиционного отряда из Германии замер в ожидании ответа.
– Нет! – глухо долетело из колодца.
– Ищите! Ищите! – крикнул Штютер. – Выход должен быть!
Подождав еще несколько минут, он вновь отрывисто бросил в жерло шахты:
– Нашли выход?
– Нет!
Штютер снял респиратор, мешающий ему говорить, и настойчиво приказал:
– Ищите!
– Герр Штютер, – обратился к шефу Фрибус. – Я полагаю, мое присутствие там будет более полезным, нежели здесь.
– Что ж, Александр, возможно, вы и правы. Идите.
Фрибус, отказавшись от страховки, спустил ноги в открытый люк, опустился на дно бетонной трубы и скрылся из виду. Из зияющего черного отверстия перестали доноситься какие-либо звуки. В комнате воцарила тишина, которую изредка нарушал доносившийся со двора шум высыпавшегося из тележек строительного мусора. Штютер молча ждал. Отправив вниз своего помощника, он счёл совершенно излишним переговариваться с теми, кто был внизу. Тем временем троица сгрудились над чем-то в углу подземного зала. Лица людей с болтающимися под подбородками респираторами (здесь в них не было надобности) выражали смесь любопытства с гадливостью.
Дурные предчувствия не обманули Фрибуса. У его ног валялся истлевший труп, точнее, скелет в лохмотьях военной формы солдата вермахта. Каску и автомат изъела ржавчина. Мертвец лежал лицом вниз, левая рука была откинута в сторону.
Что испытали стоящие рядом с Александром мужчины, знать наверняка он не мог. Наверное, скорбели о незавидной участи их соотечественника. Фрибусу же просто было жаль этого погибшего солдата, по-человечески жаль. На его советской родине ему всю жизнь вдалбливали ненависть к фашистским захватчикам, и он искренне ненавидел тех, кто в сорок первом вторгся в СССР с оружием в руках. Он ненавидел коричневую чуму, а соседские мальчишки дразнили его фрицем; он ненавидел войну, а во дворе его всегда заставляли играть в „войнушку“, где он непременно должен был выступать все тем же фашистом, и, уже повзрослев, он нет-нет да и слушал в свой адрес упреки о том, что его соплеменники развязали вторую мировую, как будто
