– Мы что ему, рыбы или лягушки? – наклонившись к Константину, тихо сказал Игорь. – Мне это не нравится.

– Мне тоже. А что ты предлагаешь? У тебя имеется какой-то вариант?

– Нет, – признался Игорь.

– Тогда придется стать Ихтиандром. Только тот нырял за жемчугом, а мы будем – за янтарем.

– Сдалась ему эта сосновая смола! Тут поселок поблизости есть, так и называется „Янтарный“, так там этих желтеньких безделушек хоть пруд пруди.

– У нас уже есть свой пруд, Игорек, лужа в катакомбах. И шефу нужны не поделки, а украшения Янтарной комнаты, которую немцы вывезли во время войны из-под Ленинграда.

– Из Петергофа, что ль?

– По-моему, из Пушкина.

– Не купи наш босс эту резную рожицу римского воина в Москве у антиквара, торчали бы мы сейчас в Белокаменной и поплевывали бы в потолок. А вот ведь как вышло. Эх, жизнь моя подневольная! Чем только в ней не приходилось заниматься. Теперь вот нырять придется. – Он запел: – Я водяной, я водяной, никто не водится со мной.

– Кроме меня, – поправил Константин.

– А ты не в счет. Мы с тобой товарищи по несчастью.

– Было бы несчастье, а счастье привалит.

– Смотри, как бы хребет не сломался, когда оно на тебя навалится.

– Мой хребет привычный.

– Мой тоже, – задумчиво произнес Игорь. – На моем горбу многие катались. Да и сейчас я оседлан.

В комнате появился Задонский в светлых брюках и майке.

– Я готов, парни! Пора на выход! Вперед к янтарным россыпям через наземные тернии и подводные заросли!

Мужчины покинули взятую внаем квартиру, спустились во двор, сели в „мерседес“ и поехали в район расположения военных складов на переговоры с интендантами насчет приобретения специального оборудования для подводных работ.

Глава двадцатая. Необычный груз

– Мы – великая нация! Мы способны подмять под себя все мировое сообщество! Загнать в наш гарем старушку-Европу, разнузданную Америку и ублажающую Японию! Наши туристы, челноки и банкиры уже влились широкими потоками в эти регионы и своей ползучей мирной агрессией подготовили почву для вселенской русификации планеты! Нам просто не хватает общенациональной идеи, того ядра, вокруг которого сплотилось бы все государство! Вместо этого у нас раскол не на две, а, как показал первый тур выборов, на три части. Прямо-таки национальный трехцветный флаг! У нас три слоя: белый – за демократов, красный – за коммунистов, синий – против всех! А вот если бы в наше сознание вложить идею нашей великой роли в истории человечества, мы бы так далеко шагнули, что остальные порвали бы штаны, пытаясь угнаться за нами! Вот в эпоху застоя какая у нас мощнейшая пропаганда была! В окопах идеологического фронта сражались лучшие умы державы. Справедливости ради отмечу, что не самых худших отправляли в лагеря, но это вопрос другого порядка. Я сейчас говорю об общенациональной идее, за которую не стыдно было бы и жизнь отдать. Но идея должна быть здоровой, а не абсурдной, наподобие „светлого будущего“! Примитивизм типа „Комсомолец – на трактор!“ мы тоже отвергаем. Что же остается, спросите вы? И я вам отвечу. Россия – это грандиозный мост между Европой и Азией. И мы должны всего-навсего научиться пользоваться этим стыком, как панамцы своим панамским каналом. Они там процветают, взимая пошлины за проход кораблей по этой водяной артерии. Достаточно только грамотно подойти к этой задаче – и прощайте наши долги Западу! Не мы, а они нам будут должны!

– Манилов, – обронил Веригин.

– Если я – Манилов, то уж ты, Макс, с твоей колоритной физиономией – типичный Держиморда! – Решетников хлопнул фарфоровым бокалом с вином об стол.

– Ну тогда я – панночка из „Вия“, – отозвалась завернутая в одеяло Лосева.

Все трое рассмеялись.

– Нет, Марин, – сказал Валентин. – Ты – Русалочка Ганса Христиана Андерсена. Вот кто ты!

– Валька прав. – Веригин поправил воротник толстого колючего свитера, надетого на голое тело. – Если б не ее хладнокровие и отличная память, мы б могли в темноте и заплутать, и ко дну пойти.

– И как это вас угораздило перевернуться, Макс?

– Это я виноват во всем. Комар на шею сел. Я его прихлопнуть хотел, размахнулся, не рассчитал силу удара и нарушил в лодке равновесие. Она и перекувыркнулась! Мы и бултых! Марина молодец. Хоть фонарь и выронила, но не растерялась, да еще, как Ариадна, вывела меня из лабиринта.

– У нас сегодня какая-то литературная викторина, – улыбнулась девушка, которой было приятно слушать о себе лестные слова. – Просто у меня с детства хорошая зрительная память.

– И все же ты героиня дня! – Веригин смотрел на подругу по-особенному, иными глазами.

– Главное, что вы живы и здоровы! – Решетников отметил про себя, как изменилось отношение его друга к Марине. Это его задело за живое. Он считал, что у его одноклассника с Лосевой ничего серьезного нет, и был уверен в этом на все сто процентов. И вдруг в Максиме ни с того ни с сего происходит разительная перемена. Он смотрит на Марину таким взглядом! И та отвечает ему тем же!

„Что-то там, в катакомбах, между ними произошло, – подумал Валентин. – И произошло что-то такое, что вдруг кардинально изменило отношение Макса к Марине. Это же теперь не капитан Немо, а юный Ромео!“

– Друзья мои! – притягивая к себе внимание, произнес Решетников. – Вы прошли, выражаясь фигурально, крещение в купели. Но чтобы после принятия холодной ванны у вас в организме не стали развиваться болезнетворные процессы, вам крайне, ну просто крайне, я повторяю, необходимо выпить еще несколько кружек глинтвейна! – Он взял с плиты ковшик и разлил темно-красную жидкость по бокалам.

– Прошу! – Валентин протянул чашку Марине. – А это, Макс, тебе!

– Что это за пойло? – принимая бокал, поморщился Веригин. – У меня уже после первой порции желудок забастовал.

– Кагор, сахар и специи! Очень полезно!

– Шмурдяк микстурный!

Лосева прыснула в кулак:

– Макс, ты унижаешь меня в глазах дамы! Пей и не выкобенивайся!

Бородач презрительно посмотрел на содержимое фарфоровой кружки и вздохнул:

– Пью, Валь, твое творение только из уважения к тебе и твоим трудам. Цвет лица и бодрость духа придает нам бормотуха. – С этими словами он выпил горячее вино. – Фу! Мерзость! Дай лучше водки!

– Отсутствие утонченного вкуса и эстетического воспитания, – глядя куда-то в сторону, сказал Решетников.

– Требую крепкого напитка для крепкого мужчины! – потряс в воздухе кулаком Веригин.

– Виски, что ли?

– Хватит меня канифолить! Водку давай!

– Ах, водку?

– Ну чего измываешься? Кто сейчас тут толкал пламенную речь о великой русской нации и о ее могуществе? Не ты? А теперь поишь нас непригодным для граждан России закордонным зельем.