Гельсингфорса того мнения, что комиссия, назначенная Его Величеством манифестом от 10 минувшего апреля, не является представителем страны, и потому не может выражать её мнений и интересов. Руководствуясь этим предварительным соображением, присутствующие приступают к выборам членов в названную комиссию[8]». Выборы в Гельсингфорсе явились торжественным днем по свидетельству современника Августа Шаумана. Они произвели оживляющее впечатление и имели влияние на остальные части края. Общественное мнение было таково, что комиссия должна высказать лишь свое собственное мнение по предложенным ей вопросам и затем эти вопросы надлежит передать на рассмотрение сейма.

Внешний и внутренний вид Рыцарского дома

При назначении П. И. Рокасовского генерал-губернатором, — читаем в заметках петербургского современника, — Государь сказал ему, что если он найдет нужным, то может распустить комиссию выборных, потому что Он намерен созвать сейм. Но Рокасовский, исходя из положения, что следует поддержать раз сделанное распоряжение, сказал, что пусть комиссия сделает сперва свое дело, как было повелено. По мнению Рокасовского, сейм должен был явиться следствием выборной комиссии. Хотя относительно сейма впоследствии у Рокасовского и рождались сомнения и подозрения в истинных целях финляндцев, но он относил эти подозрения к недостаткам своего возраста.

В крае много толковали о том, что не следовало избирать депутатов, что члены комиссии обязаны отказаться подавать мнения по заданным вопросам, что следовало приостановить созыв комиссии и т. д. Все это конечно свидетельствовало о возбужденном настроении общества. Ординарному собранию комиссии предшествовало несколько экстраординарных собраний, на которых совещались о том положении, какое комиссия должна была занять по отношению к порученному ей делу. Уже несколько недель ранее известно было, где и когда произойдет собрание, и что на нем будут обсуждать. Решено было приблизительно следовать программе, объявленной в стокгольмской газете «Aftonbladet»: не входить в прения по вопросам, а в протесте против законности комиссии одновременно представить разные общие жалобы.

Демонстрация, происшедшая в Гельсингфорсе, а также протесты и заявления, которые официально сделаны были на выборах депутатов в разных городах и, наконец, крики стокгольмской печати, видимо, произвели известное впечатление в Петербурге и обеспокоили руководителей финляндской политики в статс-секретариате. Гр. Армфельт и барон Шернваль-Валлен поспешили выразить в письмах 29 декабря 1861 г. — 10 января 1862 года к Рокасовскому свои воззрения, которые, очевидно, одобрены были Монархом. «Если комиссия, — писал Армфельт, — откажется обсуждать дело или давать свое мнение по различным вопросам, которые будут ей переданы, и таким образом, не исполнит повеление Его Величества, то нечего колебаться ни секунды: в таких случаях Грипенберг должен объявить этим господам, что комиссия будет немедленно распущена и что члены её должны обвинить себя, если сейм отложится на продолжительное время. Государь, обещая стране созыв сейма, сделал это под условием, что комиссия прежде всего выполнит возложенную на нее работу». Ty же мысль развивал и Шернваль-Валлен в двух своих письмах. «Все внимание высшей администрации обращено здесь на ближайшее поведение комиссии наших 48 депутатов; если они ослушаются Высшей воли, то рискуют счастьем страны, так как Государь ни в каком случае не в состоянии будет простить им акта публичного неповиновения, которое Его скомпрометирует в глазах России и Польши».

Чтобы придать большее значение комиссии и показать, насколько серьезно Государь относится к ней, в статс-секретариате возникла мысль о посылке в Гельсингфорс высокопоставленного лица, для присутствовании на первом её заседании. Когда это предположение было доложено Государю, то он сразу ответил, что имеет на месте барона Рокасовского, которому вполне доверяет, и он лучше других сумеет дать понять депутатам серьезность положения.

Высшее общество Петербурга внимательно следило «за конституционными актами, которые развертывались» в Финляндии. Вероятно, в этом обстоятельстве кроется разгадка следующей строки товарища министра статс-секретаря: «Армфельт не спит более недели и видит во сне 48 чертей». Правительство тем более внимательно относилось ко всему происходившему в Финляндии, что в Польше было неспокойно и волнения внутри России (в начале 1862 года) были весьма значительны по поводу дворянских собраний. Оттуда шли тогда заявления и адресы о новых правах национального представительства.

Основной мотив беспокойства слышался в каждом письме. Напоминания о нежелательных последствиях неудачи выборной январской комиссии также повторялись. «Более, чем когда-либо, мы желаем чтобы 48 депутатов точно были послушны велениям Государя и чтобы дали ответ на вопросы, которые им будут поставлены. Последствия ослушания могут быть крайне печальными для страны, и упрямство против законного требования, если только это упрямство будет выражено большинством депутатов, поведет неизбежно к закрытию комиссии и отсрочке сейма на неопределенное время. Председателю январской комиссии, сенатору Грипенбергу, предписано было по всем недоразумениям и могущим возникнуть вопросам обращаться за инструкциями к генерал-губернатору. Генерал-губернатор барон Рокасовский, опасаясь последствий от той агитации, которая велась в стране против выборных членов комиссии, пригласил к себе Снелльмана и просил его написать статью в газете, с пояснением опасности от отказа признания компетенции депутатов.

Рокасовский, видимо, вел дело с тактом и, отвечая Армфельту, писал, что, по прибытии депутатов, будет иметь случай убедить их в намерениях Императора. Так как Рокасовский мог наблюсти в них лишь небольшой остаток упрямства, то он воздержался указать на те последствия, к коим оно могло привести. Он предложил Грипенбергу только в крайнем случае прибегнуть к угрозе, сообщенной Армфельтом, зная, что иначе оно не даст хорошего результата при той экзальтации, в которой находились головы депутатов.

Комиссия была открыта в январе 1862 года, и она спокойно занялась рассмотрением предложенных ей 54 вопросов. Успешный ход занятий в комиссии очень радовал Государя, которому все докладывали: и письмо Рокасовского, и телеграмму Грипенберга.

Вопросы, внесенные в комиссию, касались различие между земскими и городскими правами, брачного и наследственного права, права завещания в отношении к недвижимой собственности, самозависимости женщины, законодательства по опеке; раздробления земли и разделения гейматов, права выкупа, закона по отчуждению собственности, размера процентов, нового конкурсного устава, нового уголовного уложения, уменьшения судебных инстанций, отмены forum privilegiatum (права судиться привилегированным судом), полного преобразования духовного ведомства, приведения в порядок морских законов, путем издания нового морского устава, законодательства о винокурении, надзора за путями сообщения, обложения пошлиной фабрик и мануфактур, регулирования личных казенных повинностей, участвования всех жителей края в его защите, всеобщего добровольного сбора на погашение государственного долга, приобретения средств на учреждение новых народных школ и других учебных заведений, проложения новых сухопутных и водных путей сообщений, спуска озер, осушки болот, постройки маяков, доставления дотационным крестьянам Выборгской губернии средств на выкуп своих шпатовых земель, свободы промыслов, рыбной ловли,