Шрифт:
Закладка:
Можно предположить, что фаблио подобного рода складывались под влиянием интеллектуальных представлений о полах, тем более что они адресовались верхушке общества, которой было доступно образование. И всё же подобные темы до тошноты часто мусолились в произведениях средневекового периода.
Так, в рассказе Чосера о ткачихе из Бата все происходит так же, как и в фаблио о жене рыбака, но с учетом того, что за два с лишним века, разделяющие эти сочинения, было время, чтобы поразмышлять о женской природе. Героиня решает, что настало время покончить с притворством, что будто бы сама она и другие женщины ищут брака по каким угодно причинам, кроме той, чтобы свободно заниматься сексом. Стремясь исправить эту историческую несправедливость, она рассказывает спутникам о своих мужьях и среди прочего с жаром объясняет: Хвала Христу, мне послана отрада Пяти мужьям женою верной быть.
От каждого пыталась получить Я лучшее: мошну или сундук Опустошать старалась я не вдруг И всех сокровищ даром не растратить — Я не мотовка, нет, с какой же стати.
Пяти мужей науку я прошла. Шестого я покуда не нашла.
Гряди, жених полуночный, к невесте, И продолжать науку будем вместе.
На что мне целомудрие хранить, Когда нам всем велел Господь любить…169
Как и жена рыбака, она тоже упоминает, что ее интересует богатство мужчины. Однако весь пространный «Пролог Батской ткачихи» (а он, кстати, больше по объему следующего за ним «Рассказа Батской ткачихи») проникнут ее непреходящим интересом к удовольствиям, которые доставляет ей секс, ради чего она, собственно, и выходила столько раз замуж.
Продолжительность «Пролога» объясняется тем, что вымышленная жена не жалеет времени и сил на защиту своих пяти браков от нападок каких-либо богословов. В самом деле, ведь богословие осуждало тех, кто вступал в брак ради сексуального наслаждения. Как еще в 829 году постановил Франкский церковный собор, «брак предписан Богом и должен заключаться не сладострастия ради, а во имя получения потомства… Плотские сношения… обязаны происходить ради рождения потомства, а не ради наслаждения»170.
Хотя способы половых сношений, которые Церковь признавала разрешенными в браке, были ограничены, секс все равно оставался непременной частью института брака, известной как супружеский, или матримониальный, долг. В христианском контексте эта идея основана на Первом послании Павла к Коринфянам, 7:3–4: «Муж, оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу. Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена». В отношении супружеского долга это следовало понимать в том смысле, что любой состоящий в браке вправе требовать секса от своей второй половины при условии, что это требование «разумно». Вот как по этому поводу высказывался Фома Аквинский: «В браке существует взаимный договор, по которому каждый из супругов обязан уплачивать другому супружеский долг: по каковой причине, как и в других соглашениях, обязательство будет негодным, если взявший его на себя не может его исполнить, так и брачное соглашение будет негодным, если заключено тем, кто неспособен уплачивать супружеский долг»171.
«Разумность» требования зависела от некоторых факторов: вероятности для женщины забеременеть от полового сношения, правомерности выбранных для секса дня и времени. Например, не будет «разумным», если, например, супруг потребует секса воскресным утром во время Великого поста, да еще когда у его супруги менструация. Если оставить в стороне все богословские и физиологические препятствия к соитию, то один супруг имел полное право требовать от другого секса, который тот «должен» ему по брачному соглашению.
Неспособность женщины удовлетворить мужа в сексе и тем самым отдать супружеский долг вполне могла привести к разводу против ее воли. Слишком узкое или поврежденное влагалище, гермафродитные морфологические отклонения или травматическая болезненность секса могли затруднить или вообще сделать невозможной половую жизнь. Если муж желал получить развод по этой причине, для обследования жены могла созываться комиссия из опытных обладающих медицинскими познаниями матрон, и в результате жена могла оказаться разведенной. Мужчин, по правде говоря, мало трогала эта горестная участь супруги.
Зато мужчин сильно беспокоила собственная неспособность заниматься сексом из- за того, что на современном медицинском языке называют эректильной дисфункцией, а также их беспокоило то, что женщины могли обвинить мужа в половой немощи. В Англии такого мужчину могли отослать к эксперту, который бы проверил потенцию его гениталий. В позднем Средневековье роль такого эксперта играл врач, как в случае с жившим в Париже XIV века незадачливым супругом Жаном Карре, чью «немощь» (inhabilitas) удостоверили магистры Жильбер де Серсето и Гильом Буше172. Если специалиста- медика по каким-либо причинам найти не удавалось, обращались к другим проверкам. В Англии могли созвать жюри из числа проституток, которые и проверяли, способен ли женатый мужчина в нужном случае возбуждаться. Затем они сообщали свое заключение суду.
Священнослужитель наблюдает за супружеским половым актом Миниатюра из манускрипта Джеймса ле Палмера «Всякое благо». До 1375 г.
Такая напряженная ситуация не очень- то располагала мужчину демонстрировать свою способность заниматься сексом с супругой, однако это не удостаивалось внимания. Ведь в конце концов каждое супружеское соитие происходило под угрозой развода. Точно так же весьма унизительным для мужчины было то, что после «экспертизы» проверявшие его потенцию проститутки в открытую бранили его за то, что «вздумал жениться на молоденькой, а сам обманул ее, если не мог ублажать ее получше, чем тут нам показал». Впрочем, то же самое мужчина мог услышать в свой адрес и от своей разочарованной супруги, желавшей удовлетворить свой сексуальный аппетит173. Ведь женщины не только помешаны на сексе, но и к тому же вздорны и сварливы. Так что если супруг не удовлетворял свою вторую половину, он мог услышать много интересного о себе.
К тому же мужчина мог опасаться, что его жена получает удовольствие от его унижения и даже сама послужила его причиной. Константин Африканский в одной из глав своего труда, названной «О тех, кто не может соединяться узами брака», писал о таких злонамеренных женщинах, которые наводили порчу тем, что калили над огнем бобы, а потом клали их в постель того, кому хотели навредить,