Женщины, даже пребывая в совершенном состоянии благодати в Раю, просто были более предрасположены к обольщению и склонны к сексуальной распущенности. Ева, как первая женщина, передала свой непристойный интерес к плотскому соитию всем женщинам, сделав их ответственными за порочную природу секса.

Женщин считали от природы похотливыми по причине непоследовательной природы самого греха. Женщины неспособны к рациональному логическому мышлению, в отличие от мужчин, и потому легче поддаются зову своих гениталий. Мужчины же обладали способностью обуздывать свои страсти и противостоять греховной натуре подобных позывов. Женщины были слабы и низменны, им недоставало способности к суровому укрощению собственной плоти. Напротив, они потакали своим страстям, и женский ум был в точности таким же непослушным, как и у их праматери Евы, и потому женщины по ее примеру тоже легко поддались бы на обольщение змия.

Но раз секс считался грехом, значит, идеальный человек — мужчина это или женщина — не должен был вообще им заниматься. Наилучшее в этом смысле, что мог сделать человек, — это посвятить себя Богу и религиозному созерцанию,

воздерживаясь от любых похотливых помыслов. По этой причине клирики, как служители Господа на земле, должны были соблюдать обет безбрачия. Тем не мене целибат не всегда был неотъемлемым требованием христианства. Так, проходивший в начале IV века Эльвирский собор принял постановление, согласно которому «епископы, пресвитеры, дьяконы и другие лица, занимающие служение, должны полностью воздерживаться от половых сношений со своими женами и от рождения детей. Если кто-либо не подчиняется, он должен быть отстранен от духовной должности» (33-й канон)134. Однако это постановление вызвало ожесточенные дебаты, а Восточная церковь нередко интерпретировала его в том смысле, что священнослужителю запрещено вступать в брак после рукоположения, а если он на момент принятия сана уже был женат, ничто не препятствовало ему стать частью духовенства. Даже на Западе многие священнослужители католической церкви были женаты. Однако в 1123 году Первый Латеранский18 собор провозгласил «абсолютный запрет священникам… вступать в связь с конкубинами19 и женщинами или жить с женщинами» и «заводить сожительниц или заключать брак»135. Второй Латеранский собор спустя 16 лет еще раз подтвердил это правило, и впоследствии верующих призывали не ходить к мессе, если ее служил женатый священник.

Такая реакция церкви на браки и половые связи с женщинами среди духовенства была связана с богословской концепцией целомудрия как высшего состояния человека. Целомудрие заслуживало всяческих похвал, ибо означало, что человек обуздал свою непокорную плоть и преодолел проклятие первородного греха. Оно также давало и некоторые косвенные выгоды, скажем, позволяло оборвать связи с миром. Священникам, монахам и монахиням полагалось давать обет целомудрия, однако путь полного воздержания от половой жизни избирали для себя и многие мирские ордены, а также последователи еретических учений. В особых случаях обет целомудрия позволял удостоиться венца святости за мученичество. Как мы видели в главе 2, самые почитаемые христианские великомученицы — Св. Агата, Св. Луция и Св. Варвара — предпочли целомудрие и мученическую смерть жизни в богатстве и плотских радостях. Их также считали самыми обольстительными красавицами, причем именно потому, что при всей своей женской красоте они сумели обуздать свою чувственность. Это их чувственные образы в церквях смущали дух мужчин- верующих и наводили их на греховные мысли, как свидетельствует пример упомянутого в главе 2 возмущенного безымянного протестанта, и эта обольстительность церковных образов великомучениц лишь усугубляла щекотливость ситуации.

Богословы настолько радели за сбережение теоретической чистоты целибата, что в их академических дебатах даже появилось отдельное направление, сосредоточенное на «ночных истечениях» или «ночных осквернениях», а проще говоря — на поллюциях из- за эротических снов. Сама этимология слова «поллюция» (от позднелатинского pollutio — м арание, пачканье) показывает, насколько греховным считался секс, если даже самопроизвольная и без постороннего участия эякуляция всерьез тревожила богословские умы. В XV веке богослов, проповедник и гуманист Жан Жерсон (1363–1429) даже вдохновился на написание трактата «О поллюции», в котором утверждал, что священники, испытавшие ночные семяизвержения, не впали в состояние греха и могут с чистой совестью служить мессы136. Позиция Жер-сона согласовалась со взглядами Фомы Аквинского, посвятившего отдельный раздел в своем труде «Сумма теологии» вопросу «Является ли ночное осквернение смертным грехом?» и пришел к выводу, что во время сна разум мужчины не обладает свободным суждением и поэтому он не может предотвратить семяизвержение137.

К огорчению всех горячо обсуждавших деликатные нюансы полового греха, они не могли не признать, что секс необходим. В конце концов, если Адам и Ева были изгнаны из Рая за то, что они испытали половое возбуждение, то они уже не могли не выполнить наказ Бога «плодитесь и размножайтесь». Человеку было поручено продолжать свой род, чтобы заселять землю и умножать ряды христиан для поклонения Богу. Секс, безусловно, рассматривался как грех, но для продолжения человеческого рода он должен был стать приемлемым. Так возникло таинство брака.

В объяснение приемлемости секса в рамках брака средневековые европейцы приводили слова из Первого послания к Коринфянам (7:9): «Но если не [могут] воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Слово «разжигаться» в данном контексте можно истолковать как указание на адский пламень. Если секс греховен, но вы совершенно не можете жить без него, тогда вступайте в брак — и ваши половые сношения будут чисты от греха. С другой стороны, в слове «разжигаться» можно усмотреть и такой смысл, как чрезмерная похоть. Если человек слаб и не в силах устоять перед одолевающими его греховными помыслами о сексе, ему лучше вступить в брак, чем разжигаться и смущаться похотью. Брак даст законный выход плотским страстям и позволит сосредоточиться на разумном и духовном. В этом смысле брак виделся чем- то вроде клапана для стравливания сексуального давления, брак давал человеку необходимый выход для его вожделения, и он мог вести более продуктивную и целенаправленную жизнь.

С богословской точки зрения секс в рамках брака одобрялся, поскольку был прежде всего таинством. По мнению средневековых философов, Бог повелел браку быть. Однако даже если супружеский секс считался приемлемым, на него все равно накладывались определенные ограничения. Женитьба с единственной целью удовлетворять похоть сама по себе считалась грехом. Еще в IV веке один из Отцов Церкви библеист Иероним Стридонский (ок. 342–420) предостерегал христиан, что «мужчина, питающий слишком страстную любовь