к своей жене, является прелюбодеем»138. В XIV веке канонист Уильям из Пагулы (ум. 1332) смягчил эту позицию, заявив, что для мужчины нормально страстно обожать свою супругу, если желание соития с ней не послужило первейшей причиной того, что он женился на ней139. На чрезмерное половое вожделение всегда смотрели неодобрительно, и Бог все равно проведает, если человек принес священный обет только ради плотских наслаждений.

Даже самому стойкому, не испытывающему особого влечения к супруге христианину дозволялось заниматься сексом, только если он хотел завести детей. В противном случае это расценивалось как попытка хитростью обойти факт греховности секса. Богослов и епископ Парижа Петр Ломбардский (ок. 1096–1160) особо подчеркивал этот момент, констатируя, что «в отсутствие этих благ, а именно супружеской верности и потомства, ничто, как представляется, не убережет соитие от признания его преступлением»140. Заниматься сексом для того, чтобы зачать ребенка, не было грехом. Однако было необходимо, чтобы в ходе этого процесса супружеская пара получала как можно меньше плотских удовольствий. Будучи неизбежным злом на пути рождения потомства, секс рассматривался исключительно как формальное механическое взаимодействие. Вот как высказал эту мысль Блаженный Августин: «Кто из любителей мудрости и святых радостей, проводящий жизнь свою в супружестве… не согласился бы, чтобы деторождение не сопровождалось подобной похотью…», как это могло бы получаться у Адама с Евой до грехопадения141.

Получать слишком много удовольствия от секса считалось неправильным, поскольку супруги рисковали отвлечься от своей священной миссии по зачатию детей и пасть жертвой похоти. Если смысл супружеского секса заключался в том, чтобы направлять половые чувства супругов в единственно одобряемое русло, то не стоило заниматься им просто ради удовольствия, потому что это могло лишить зачатие детей чистоты. Иными словами, супругам надлежало избегать всего, что могло усилить сексуальное наслаждение. К такому, по мнению Фомы Аквинского, относились «сладострастные» поцелуи и ласки, которые не были теми действиями, что необходимы для зачатия детей, «поэтому когда целью этих поцелуев и ласк является удовольствие, они суть смертные грехи, и только в таком случае их можно назвать похотливы-ми»142. Далее Августин утверждает, что половой акт можно подразделить на градации от «разумного», сообразованного с его прямой целью, до «чувственного», и последнее делает его греховным.

Другая проблема, связанная с тем, что супруги получают слишком много удовольствия во время секса, заключалась в том, что это поддерживало огонь похоти, который супружеский секс должен был погашать, приводя к деторождению. Иероним Стридонский предупреждал, что избыток секса, доставляющего наслаждение, «мужской дух делает женственным и, кроме страсти, которою страдает, не дает ни о чем думать»143. Получается, что слишком большое удовольствие во время секса вызывает эффект, прямо противоположный тому, о котором ратовали в своих трудах богословы. И поэтому настоятельнее всего от супружеских пар требовали, чтобы они старались сдерживать во время секса любовный жар, чтобы после удовлетворения он снова не разгорался.

Практическая сторона секса

Богословы предупреждали верующих, что в грех похоти можно впасть разными путями. Один такой путь состоял в занятиях сексом в любых позах кроме той, которую мы сейчас называем миссионерской. Что любопытно, средневековые мыслители разрабатывали эту тему с гораздо бóльшим усердием, чем их античные предшественники. В многократных настояниях Иеронима Стридонского, что «нет ничего гнуснее — любить жену как прелюбодейку» историки усматривают предостережение от опасностей, которые таят в себе любые не миссионерские позы в сексе144.

Согласно средневековым богословам, миссионерская поза подчеркивала должное взаимоотношение между полами и то, что «естественно». Мужчины как высший пол своей позицией сверху утверждали свою руководящую и главенствующую роль и занимали активную позицию во время секса. От женщин, напротив, требовалась пассивность, и их низшее положение в обществе согласовалось с их местом в миссионерской позе под их мужьями. Эта мысль до отвращения часто повторялась и во всех средневековых трактатах на темы секса, и среди главных ее сторонников ярко отметился Фома Аквинский145.

  Сцена из «Декамерона» Боккаччо. 1425–1450 гг.

Средневековые богословы с большим удовольствием и в подробностях обсуждали виды половых актов, которыми люди не должны заниматься. Они выступали против retro секса — так они называли сношения сзади, сегодня называемые позой по- собачьи (doggy style) — и этот термин часто встречается у средневековых авторов. Епископ- канонист Бурхард Вормсский (ок. 950–1025), главный специалист в составлении покаянных книг, постановил, что если супружеские пары позволяли себе чрезмерно наслаждаться сексом в этой позе, то их следовало наказать десятью днями на хлебе и воде146. В этом случае тревогу богословов вызывала «противоестественность», состоявшая в избыточном сексуальном наслаждении, которое Фома Аквинский определял как «скотство»147.

На фоне почти полного единодушия богословов относительно правильной позы в сексе раздавались и отдельные голоса несогласных. Английский схоласт XII века Александр Гэльский (ок. 1185–1245), как и моралист XIV века Уильям из Пагулы, держались единого мнения, что неканонические позы, скажем секс в стоячем или в сидячем положении, могут быть приемлемыми, если обусловлены физическими причинами или нездоровьем. Например, чрезмерная тучность одного из супругов могла препятствовать паре заниматься сексом в позе, которую сейчас уже называют «стандартной». Однако оба тоже вводили определенные ограничения. Александр Гэльский подчеркивал, что ни в коем случае не допускается секс в собачьей позе — у него это называлось «животным манером» — и что его следует считать смертным или наказуемым преступлением148. Более того, если супружеские пары прибегали к другим позам по любой причине, кроме абсолютной физической необходимости, считалось, что они повинны в грехе «невиданного любострастия» (extraordinaries voluptatis), как заявлялось в трактате безвестного автора XII века «Кембриджский фрагмент» (Fragmentum Cantabrigiense)149.

Вдобавок к попыткам регулировать степень наслаждения во время супружеского секса средневековые богословы провозглашали неприемлемым супружеское соитие в особо благочестивые периоды года, например во время Великого или Рождественского поста. Некоторые утверждали, что ни о каком супружеском сексе нельзя помышлять по средам и пятницам, так как эти дни недели традиционно отводятся на покаяние. Точно так же следовало избегать секса по субботам на случай, если вдруг супруги разохотятся и это помешает им собраться с благочестивыми мыслями на воскресной проповеди в церкви. И само собой, секс был под строгим запретом по воскресеньям, ибо воскресенье отводилось для благочестивых размышлений150. И еще: поскольку соития предписывались супругам только в случаях, когда женщина могла забеременеть, секс не позволялся, когда у женщины была менструация или если она уже забеременела. В идеале секса следовало