а в тех местах, куда их переселяли, не было не только еды, но и питьевой воды и крыши над головой[444]. Жители горных районов болели и умирали в малярийных низинах. К 1932 году 300 тысяч человек (треть оставшегося населения Таджикской ССР) было заражено малярией[445]. Чтобы сдержать эпидемию, советские врачи учредили «медицинские пункты» в Мазари-Шарифе и Герате; эти пункты были частью более крупной сети, простиравшейся от Персии до Синьцзяна[446].

Один мир Центральной Азии умирал, а другой рождался. В ходе борьбы с антибольшевистскими повстанцами («басмачами»), которые базировались в восточных областях Таджикской ССР, Советы использовали авиацию для изгнания мятежников в Афганистан[447]. Однако «басмачи» не сдавались. Через год после того, как восточные пуштуны сбросили Амануллу-хана и заменили его номинальным главой государства — бандитом по имени Хабибулла Калакани, лидер «басмачества» Ибрагим-бек начал военную кампанию в северном Афганистане, объявив своей целью «свержение афганского режима и создание в пределах Каттагана и Бадахшана самостоятельного узбекского и таджикского государства»[448]. Отряды бека долго сражались с афганскими правительственными войсками, но ни одна сторона не могла взять верх до начала 1931 года, когда Кабул разбил армию Ибрагима и вытеснил восставших обратно в Таджикистан, где бек вскоре попал в плен и был казнен.

Сельскохозяйственные рабочие и хлопок вскоре заполонили всю страну. При Забули Кабул приказал построить 10-километровый канал в уезде Калаи-Зал и разделить земли между местными строительными бригадами и пуштунскими поселенцами[449]. Посадки хлопка и сахарной свеклы росли, и еще 600 пуштунских семей было переселено в Баглан[450]. Иранская сахарная свекла, советский хлопок, немецкий капитал и пуштунские работники — все это соединилось в мастерской капитализма и этнического доминирования.

В Таджикистане Большой террор дал составителям планов возможность принять еще более экстремальные меры по расселению новых переселенцев[451]. Если первая волна переселения превратила «таджикские» долины в «узбекские», то во время второй волны (1936–1938) в хлопководческие районы было перемещено 4623 семьи из северного Таджикистана и Узбекской ССР, а также 200 русских семейств[452]. Планы 1937 года оказались более умеренными, хотя проводились по тому же образцу: республиканское Министерство национальной экономики намеревалось переселить 2000 семей[453]. Потерявшие право именоваться «узбеками» или «русскими» советские граждане прибывали в болота Амударьи, чтобы погибать там в качестве «таджиков».

В частных разговорах советские составители планов прямо называли происходящее катастрофой. Примыкавшие к Афганистану земли находились в хорошем состоянии, но за потемкинской границей скрывались массовые убийства. Значительная часть поселенцев жила в пришедших в упадок «кирпичных юртах», построенных до 1937 года; менее чем у 10 % семей были сносные жилища[454]. Из 20 тысяч переселенных в регион с 1932 года семей 11 070 покинули свои места[455]. Тем не менее последний довоенный план переселения предусматривал четырехкратное увеличение числа семей, которые следовало переселить из северного Таджикистана и Гарма на юг[456]. Прежде чем война отменила все эти планы, советская власть успела переселить 61 тысячу семей в южный Таджикистан[457]. По крайней мере пятую часть населения Таджикистана в 1939 году составляли насильственно переселенные мигранты. Поэтому для обездоленного населения юга речной долины проекты переселения казались успешной современной альтернативой, предложенной афганским государством. Север Афганистана и юг Таджикской ССР походили друг на друга гораздо больше, чем это признавали Кабул и Душанбе. Состояние обоих регионов было следствием катастрофической неудачи проектов по созданию в каждой из стран пуштунских и таджикских районов соответственно, хотя эти проекты часто использовали «чужих» работников для обеспечения функционирования современной аграрной промышленности.

Раздел Индии только ускорил афганский колониалистский переселенческий проект. Кабул перестал быть «фантомной окраиной» британского Раджа и теперь, казалось, был озабочен только одним — идеей соединения воедино узбекских и таджикских земель на основе пуштунского государства[458]. Советско-афганский договор о дружбе 1921 года включал одно имевшее тяжелые последствия положение: он оставлял за Афганистаном право требовать земли к северу от Амударьи. Однако в 1946 году в результате пересмотра этого договора Кабул отказался от любых претензий на советскую территорию. Отсутствие публичности в действиях афганского правительства, которые превращали миллионы таджиков и узбеков в советских граждан, резко противоречило истерии в связи с созданием «Пуштунистана». «В Афганистане у каждого есть родственник, живущий за пределами страны, — говорил один афганский туркмен. — Разница состояла в том, что мы были отрезаны от своих»[459].

Однако, как бы то ни было, вскоре пришли советские нефтяники и газовики. Их целью было преобразование севера страны и поиск любых полезных ископаемых — всего того, чем Кабул мог бы погасить свою задолженность. В этом регионе начатая некогда добыча ресурсов впоследствии прекратилась. Вскоре после установления дипломатических отношений с Вашингтоном, в ноябре 1936 года, афганское правительство «предоставило свою первую концессию Американской компании по разведке внутренних районов» для поиска нефти[460]. Однако в 1938 году эта компания аннулировала контракт в одностороннем порядке, указав, что «эксплуатация этих районов стала невыгодной из‐за недавнего открытия нефти в значительных количествах на материковой части Аравии у побережья Персидского залива»[461]. В то время афганская нефть импортировалась западными нефтяными компаниями через Индийский субконтинент[462]. Межвоенные попытки заключить нефтяную сделку с Москвой ни к чему не привели: затраты оказались слишком высоки, афганская нефть слишком чиста, а инвестиционные права Советов слишком неопределенны. СССР хотел получить гарантии того, что Афганистан никогда не пойдет на уступки Вашингтону, Берлину или Лондону[463].

Но холодная война изменила расчеты обеих сторон; когда в 1950 году Пакистан объявил блокаду Афганистану, Москва предложила афганцам свои услуги по разведке нефти бесплатно. То обстоятельство, что к середине 1960‐х годов советские экономисты уже не видели необходимости погашения торговых кредитов, послужило еще одной причиной для бурения новых скважин. Целый ряд соглашений превратил регион в буровую площадку с финансированием, целью которого было не допустить сюда американских нефтяников[464]. В 1960 году бурильщики напали в Ак-Шахе на след крупных месторождений[465]. Поиск нефти шел рука об руку с поиском газа. Русские геологи обнаружили газ в северном Афганистане еще в 1841 году, однако только в 1963 году, после достижения с Кабулом договора о будущих поставках природного газа, Москва выделила 39 миллионов долларов на геологоразведку. Вскоре советские геологи начали исследовать газовые месторождения в Шибаргане, где новые открытия позволили построить газопровод в Туркменскую ССР[466].