снилось большое помещение. Наверное, железнодорожный вагон. Или что-то такое. А в нем, внутри, клетки. Много-много клеток. И в них сидят животных. Котята и щенки. Наверное, этот вагон попал в аварию, потому что многие клетки сломаны, помяты, а звери внутри мертвы. Многие ранены из них. Дай мне сигарету, пожалуйста.

Макс угостил её и дал прикурить. Она выпустила тонкую струйку дыма, молчала. Наконец, продолжила.

- И вот я смотрю на все это – и не могу понять, что мне делать? За что хвататься? Как их спасать? Чем же помочь? А они плачут, сидят в клетках. Я не могу открыть клетки, не могу вынести их, и, чувствую, что скоро будет только хуже. Нужно торопиться. А я не знаю, что делать. Как им помочь? На этом я и проснулась.

Она крепко затянулась, выпустила дым в пол.

- Это всего лишь сон, - сказал Макс. – Просто дурной сон. Забудь его.

Она покивала рассеяно.

- Да. Но сны – всегда отражение наших мыслей, пусть и неосознанных. Они как картина, на которую смотришь сквозь грязное кривое стекло. Все размыто, искривлено, изуродовано. Но если суметь понять, что было нарисовано на самом деле – поймешь, что беспокоит твое подсознание.

- А что беспокоит твое сознание? – спросил Макс.

В отличие от него, выбросившего окурок прямо в окно, она аккуратно затушила свой в пепельнице.

- Мои друзья мертвы. Их больше нет. И не вернуть. Все завертелось так быстро, что у меня и не было времени осознать это в полной мере, оплакать их. А сейчас уже болит душа по-другому, не до слез. Просто, словно куска меня в этом мире больше нет. Это меня беспокоит. Не стала ли я слишком черствой?

- Нет, - Макс покачал головой. ­– Не стала, я уверен. У всех нас свои методы борьбы с горем. То, как мы принимаем утраты и удары. Тут нет способов лучше или хуже.

Она вздохнула.

- Наверное.

- Прости, не хотел заставлять тебя грустить. Только надеялся отвлечь от дурного сна.

- Ничего, Макс. Все хорошо. Можно я ещё с тобой посижу?

- Я был бы рад.

Она придвинулась ближе, закуталась в одеяло по самый нос и положила голову ему на плечо.

- Всё ведь будет хорошо, да?

- Конечно. Я обещаю.

- Я тебе верю.

Вскоре заснула и спала тихо и безмятежно.

На третий день Элис сказала, что неприлично ходить в одном и том же, и купила себе белое платье, не менее открытое и обтягивающее все, что следовало бы подчеркнуть в стройной женской фигуре.

- Он заговорил со мной! – девушка казалась возбужденной до крайней степени, она говорила быстро, захлебываясь словами.

- Как все было? – спросил Макс.

- Сегодня он приехал раньше, чем обычно, - чтобы унять рвущиеся наружу эмоции Элис ходила взад вперед, постоянно то беря что-то в руки, то ставя на место.

- Опять весь вечер пялился на меня без остановки. На этот раз уже совсем не прикрыто. Буквально между лопаток даже его взгляд чувствовала! Через пару часов я шепнула Гаю на ухо, чтобы он отошел на пять минут.

Гай покивал, сидел в кресле и свесив ноги с поручня, с таким довольным лицом, словно он объевшийся кот.

- И как только он отошел, - продолжала Элис, – Сальваторе сразу же подошел ко мне. Спросил одна ли я здесь. Ага, как будто не видел всю ночь, что мы здесь с Гаем. Я сделала вид, что мне совсем не интересно с ним разговаривать, продолжила играть партию, и только ответила через плечо, что я здесь со своим мужем. Он спросил, как меня зовут, и почему он раньше не видел меня здесь. Я так же с безразличным тоном назвалась вымышленным именем и сказала, что мы только недавно купили квартиру в этом квартале города. В этот момент вернулся Гай и Сальваторе ушел.

- Он клюнул, Макс, понимаешь?! Клюнул гад, - Лис чуть не хлопал в ладоши от радости.

- Хорошая работа, ребята. Элис, ты молодец. Продолжаем в том же духе, скоро он крепко сядет на крючок.

В один из казавшихся бесконечными вечеров, пока Элис и Гай были в клубе, Макс закончил в сотый раз собирать-разбирать пистолет. Кинул его на стул, покрутил. Приложил к виску и нажал спуск. Незаряженное оружие глухо щелкнуло. Он сунул пистолет в карман и вышел из дома.

По улицам все так же текли нескончаемые потоки людей. Неуклюже лавируя среди них, Макс чувствовал свою полную чужеродность, как одного из многомиллионных элементов этого города. Он шел вперед, не разбирая дороги и не зная, куда конкретно хочет прийти. Остановился, когда увидел перед собой здание церкви, на ступеньках которой сидела толпа подростков и пила пиво прямо из бутылок, гогоча во все горло. Протиснувшись между ними, Макс вошел в здание. Внутри было пусто. Он сел на край скамейки и осмотрелся. Пахло ладаном и воском. Ряды сидений из гладкого отполированного годами дерева. Свет пробивается сквозь мозаичные витражи. Он понял, что из-за темноты на улицах Города это может быть только искусственным эффектом, но впечатление производило неподдельное. Макс просидел не меньше часа, просто глядя перед собой, положив голову на скрещенные руки.

- Могу я чем-то помочь тебе, сын мой?

Незаметно к нему подошел священник. Валенштайн вздрогнул от неожиданности.

- Нет, извините. Я просто так зашел. Хотел посмотреть.

Священнику было на вид все семьдесят лет. Глаза белые, словно залиты туманом. Слепой? Он подумал, что это первый незрячий человек, которого он встречает. Макс обратил внимание, что у него также не было правой руки. Совсем. Даже без имплантата. В современном мире тяжело было найти человека, который не захотел бы заменить утерянную конечность протезом, настолько это стало дешево и доступно,